В бирюзовых глазах на миг проскользнула тоска. Йоханесс затаил дыхание. Она сама, добровольно позволила ему узнать что-то личное о себе. Этот шрам, пересекающий левую бровь. Он всегда нравился художнику. Пускай кто-то скажет, что он портит красивое фарфоровое лицо, но Йоханесс считал, что эта деталь очаровательна. Как недостающий последний мазок кисти. Без него картина не была бы законченной. Ольсен нежно поцеловал и этот шрам, а Эрика тихо хихикнула, попытавшись его отпихнуть от себя.

— Теперь твоя очередь! — требовательно произнесла она.

— Что?

— У тебя есть шрамы?

Йоханесс несколько раз удивлённо моргнул, словно не совсем понял, о чём говорит Ричардсон, но потом, на мгновение задумавшись, всё же покорно расстегнул рубашку и положил её руку к себе на плечо, где прощупывался небольшой рубец. Эрика тут же принялась изучать его пальцами. От её нежных поглаживаний на щеках мужчины проступил румянец.

— Откуда?

— Упал с велосипеда. Я очень хотел научиться кататься на нём, а отец отказывался меня учить. Пришлось самому. Пиздец намучился тогда, — он хрипло усмехнулся, а затем испуганно округлил глаза, когда Эрика вдруг вытянулась и коснулась губами его плеча. — Эрика! — смущённо воскликнул Йенс.

— Что? Разве ты не сам придумал правила? — хитро ухмыльнулась Ричардсон. — Я показываю шрам, рассказываю о нём, потом ты целуешь. И наоборот.

— Тебе было не обязательно, — пробурчал Ольсен.

— Эй! Тебе не понравилось?

— Понравилось.

— Вот и не ворчи, — она легонько щёлкнула его пальцами по носу, а затем заливисто рассмеялась.

Йоханесс откашлялся, хотя на самом деле он просто боролся с приступом удушья из-за её очарования.

— Твоя очередь.

Эрика кивнула головой, а затем стянула своё платье ещё ниже. Теперь оно держалось исключительно на бёдрах. Вообще-то было достаточно тяжело думать и сохранять самообладание, когда на коленях сидела Эрика Ричардсон в кружевном красном лифчике и едва висящем платье, но Йенс старался. Слишком интимный момент, чтобы так просто взять его и испортить. Её талию обрамлял красивый поясок, к которому обычно крепятся чулки. Йоханесс положил на него руки, приобнимая Эрику. Из-за ткани пояска торчало несколько неровных шрамов, причём сильно друг от друга отличавшихся. По свежести тоже. Но Ричардсон словно намеренно их упустила, положив руку Йенса на своё нижнее правое ребро. Там находился округлый шрам, словно бы след от пули. Ольсен поёжился.

— Не бойся ты так! Я сама себе его случайно поставила, когда училась стрелять, — усмехнулась Эрика.

— Оружие детям не игрушка, в курсе? — фыркнул Ольсен.

— Бу-бу-бу. Твоя очередь.

— Нет. Ты забыла правила?

Он слегка приподнял Эрику и усадил на стол рядом с креслом. Ричардсон успела лишь ошарашенно ахнуть. Теперь Йоханесс с чистой совестью стащил целиком её платье и откинул в сторону, оставив женщину в одном белье. Эрика сидела так, что поясок на её талии теперь был на уровне глаз сидящего Ольсена. Он, как и полагается, оставил поцелуй на шраме от пули на её ребро.

— Дурак! — возмутилась Ричардсон. — Я тебе не разрешала так делать.

Йенс довольно улыбнулся и положил голову на её ногу.

— И что?

— Ничего. Дурак.

И снова его взгляд упёрся о шрамы, торчащие из-за пояска. Йоханесс вдруг понял, что на Эрике всегда были пояски под платьем. Раньше ему казалось, что ей просто так нравится, что это элемент её образа, но сейчас мужчина вдруг понял, что, вероятно, под красивой тканью скрываются настоящие шрамы. Они отличались от всех предыдущих, но походили на то, что было на её руках. Эрика, заметив его взгляд, поправила поясок так, что теперь Ольсен видел только её здоровую кожу.

— Твоя очередь, — в её голосе проскользнули стальные нотки.

— У меня больше нет шрамов, — помотал головой Йоханесс. — Только если что… но его не видно, — он коснулся своего подбородка. — Здесь, в общем. Подрался.

— Из-за девушки? — Эрика прищурилась и протянула руку, чтобы коснуться подбородка Йенса.

— Нет, просто один мудак подумал, что будет забавно вырвать у меня из рук мой же рисунок, — фыркнул мужчина.

— Какой ты злой и грозный, — издевательским тоном произнесла Ричардсон, хихикнув. Потом она поманила Йенса к себе, чтобы поцеловать. — Моя очередь, да? — пробормотала она задумчиво.

— Эрика. А на… твоих руках?..

— Я думала, мы не хотим говорить о моих шрамах, оставленных людьми, — тихо отозвалась женщина и тут же отвела взгляд.

— Людьми?

— Перестань! Это перестало быть весёлым, нужно же тебе всё испортить было, — надула щёки Ричардсон.

Galpe — Lovely

— Прости, — виновато отозвался Ольсен. Ну конечно, он всё же умудрился задеть что-то личное. Не надо было. Видно же, что эти шрамы какие-то… другие. Неправильные.

Он стал целовать её острые коленки, словно пытаясь заслужить прощение. Эрика вздрогнула и перевела не него удивлённый взгляд. Йоханесс ненавидел себя каждый раз, когда в бирюзовых глазах возникала тоска или недоверие, потому что отчаянно и безумно этой женщине он хотел подарить лишь ласку и тепло. Он хотел доказать ей, что будет хранить каждую её тайну, словно ценное сокровище, хотел доказать ей, что бережёт каждую её улыбку, что хочет заставить её цвести, а не сорвать и поставить в вазу, чтобы завяла спустя несколько дней.

Губы касаются кожи её худых ляжек, и даже на их внутренней стороны Йенс чувствует кожей несколько мелких шрамов. Он больше не хочет заставлять Эрику вспоминать те моменты прошлого, которые заставляли её страдать и плакать. И он не хочет, чтобы их встречи ассоциировались у неё с ковырянием в прошлом. Он целует её бёдра, оглаживает руками, становится не слишком удобно — приходится слезть с кресла и встать на колено. Впрочем, перед этой женщиной только на коленях и стоять — земная Богиня. Эрика почти не шевелится, лишь рвано дышит, как будто бы слегка испуганно. Она неуверенно кладёт руки на его плечи, слегка сжимая, и Йенс поднимает на неё глаза, смотрит самым честным взглядом и нежно улыбается.

— Прости меня, моё солнце, — произносит тихо. — Прости меня. Грубого, невежественного. Я хочу, чтобы ты улыбалась. Не грустила. Это всё, чего я хочу. Позволишь мне?..

Он ведёт ладонью от её коленки к бедрам, затем — чуть выше, к талии, оглаживает колеблющиеся рёбра. По её телу бежит лёгкая дрожь, но Ричардсон неуверенно кивает головой. Продолжает молчать.

Йоханесс стаскивает с носа очки и откладывает их куда-то в сторону. На её ногах прозрачные чулки, и Ольсен бережно приподнимает сначала одну её ножку, чтобы оголить молочную кожу, отстёгивает ремешки, тянущиеся к талии, затем другую. Делает всё нежно и бережно, потому что хочет заслужить её доверия. Хочет, чтобы Эрика видела