дома живым и здоровым, да, скорее всего, он сойдёт с ума. Но мальчик рос, становился парнем, красивым, умным и жаждущим свободы.

Йенс надеялся, что хотя бы жизнь этого ребёнка сложится иначе. Что он найдёт работу, которую полюбит, что женится на прекрасной женщине, которая не станет его отвергать, обманывать и мучить, что заведёт детей, которым подарит счастливое будущее. На себе мужчина уже фактически поставил крест, он свято верил в то, что скоро или сойдёт с ума, или сопьётся. Но для начала нужно успеть поставить Оливера на ноги.

— Две… мои подруги, — смущённо пролепетал Расмуссен, и Йоханесс нервно усмехнулся. Так, это уже было немного странно. — Пап, не смотри на меня так! Подруги!!! А не то, что ты там придумал себе.

— Помнится, ты говорил, что Милли тебе небезразлична, — прищурился Йенс, и лицо Оливера побагровело, мальчик цыкнул языком и закрылся ладонями. — Нехорошо дурить девочек, сынок. Нравится одна — гуляй с одной.

Вообще-то это было достаточно забавно. Имел ли Ольсен право говорить о том, как правильно вести себя рядом с представительницами прекрасного пола? Он после Дорты вообще никогда не искал серьёзных отношений, бежал от них, словно напуганный до чёртиков, пытался отмазаться со всем данным природой талантом. Может, именно за всё это в качестве наказания Йоханесс и встретил Эрику? Ёбаная насмешка судьбы: сначала бежал от серьёзных отношений, а теперь, блядь, мечтал о них, глядя на Ричардсон.

— Молли! — взвыл, всё ещё прячась за ладошками, Олли. — Мне н-н-нравится Молли, но она об этом не знает. А Л-л-лекса — моя лучшая подруга, мы с-сидим за одной партой. Д-давно! И она позвала м-меня в парк аттракционов и р-разрешила взять с с-собой Молли, п-потому что мне очень н-неловко… я н-не могу даже разговаривать н-н-нормально рядом с ней. И вообще… т-ты же дружишь с тётей Фридой? — Оливер вдруг убрал руки от лица и с подозрением посмотрел на отца.

Ладно-ладно, возможно, это было немного грубо. Ольсен действительно дружил с Эльфридой, хотя та была женщиной, кажется, оба сто процентов не испытывали друг к другу никаких романтических чувств. Вероятно, дружба между мужчиной и женщиной может существовать, по крайней мере, доказательства ведь есть. Возможно, и у Олли с этой Лексой именно так. Будут потом пиво вместе пить. Хотя нет, пускай лучше сын никогда не пробует алкоголь. Потом ещё заделает с пьяни какой-нибудь дуре ребёнка и будет жалеть всю оставшуюся жизнь.

С другой стороны, а если Молли всё же нравится Оливер, то ей, как стороннему человеку, может быть не совсем понятно, в каких отношениях предмет воздыхания находится со своей подругой. В конце концов, это нормально. Даже Эрика, будучи вроде как уверенной в себе женщиной, предположила, что дружба Йенса и Фриды может быть… особенной. Хотя обстоятельства, конечно, другие.

Думая обо всём этом, Ольсен почувствовал себя ещё более подавленно. Эльфрида. Он ведь, как сопливый мальчишка, так и не объяснился с ней. Забрал ключи и отказался отвечать на вопросы, ссылаясь на кучу дел. Мудак. Ольсену от самого себя противно было, но, на самом деле, он просто не решил ещё, что скажет Фриде. Она иногда звонила, и мужчина брал трубку, слушал её рассказы, говорил что-то и сам. Пару раз девушка пыталась спросить, но почти сразу перестала пытаться: слишком тактичная. Вероятно, ждала, когда Йоханесс сам созреет. В гости тоже не приходила. Конечно, догадалась, что это всё не просто так.

А Йенс — трус и моральный урод.

— Молли может неправильно трактовать вашу дружбу с Лексой. Да и самой Лексе может быть некомфортно, она может чувствовать себя лишней.

— Лекса сказала, что всё нормально, — буркнул Оливер. — Что такого в том, что я хочу провести выходные со своими близкими людьми? Я буду уделять внимание им обеим. И… и я хотел бы, чтобы Молли и Лекса дружили!

— Но такое бывает редко, — задумчиво отозвался Йенс. — Когда ты женишься, твоя жена вряд ли будет рада, что ты общаешься с другими девушками.

— Нельзя, да? — вдруг тихо и обреченно спросил Расмуссен.

Ольсен зажмурился. Сам же пообещал себе, что должен позволить сыну совершать ошибки самостоятельно. Да, может быть, он поступает не совсем правильно, но оценку его действий должен делать явно не алкоголик отец-одиночка. Йенс может лишь посоветовать, он не может запретить или пресечь.

— Можно. Конечно, можно, — вздохнул мужчина, после чего поднялся на ноги и вытянул из сумки кошелек, оттуда — деньги. — На, возьми. Угостишь своих подруг и покатаешь их на качелях каких-нибудь.

— Пап, не надо! — воскликнул испуганно Оливер.

— Возьми, я сказал. Не позорь отца.

Разумеется, мальчику пришлось взять деньги. Он запихал их в карман школьных брюк и понуро опустил голову.

— Спасибо.

— Не за что. И всё же, я хотел бы знать хотя бы домашние номера телефонов родителей твоих подруг. Это возможно?

— Хорошо, я попрошу. Спасибо! — ещё раз повторил мальчик, после чего поспешно смылся.

Йенс снова опустился на диван и схватился за голову. Он не справляется. Он нихуя, блядь, не справляется.

•••

Атмосфера в машине показалась слишком уж загадочной, словно бы даже… траурной. Адам и Боб на передних сиденьях подозрительно молчали и постоянно переглядывались, одна лишь тихая музыка разбавляла тишину. Йоханесс, впрочем, почти даже этого не заметил. Сердце в груди болело из-за предвкушения очередной встречи с Эрикой. Он одновременно хотел увидеть её и боялся, потому что… в какую крайность она заведёт его в этот раз?

Его вообще разрывало на куски из-за тревоги и волнений. Йенс думал об Оливере, думал об Эрике, думал об Эльфриде, думал о том, что происходит с его дряной жизнью и понимал, что окончательно запутался. Ольсен уже не знал, как ему следует поступить правильно. Как только Эрике разбавила своим люминесцентным светом его мрачные будни, мужчина понял, что из стал терять совершенно всё. Эта любовь стоила ему слишком дорого. Йоханесс терял близких. Он уже почти потерял подругу, он боялся, что однажды потеряет сына — перестанет понимать, что происходит в его жизни. Вдруг Оливер ввяжется в какие-нибудь проблемы? Это было глупо, но мужчина продолжал волноваться и мучиться. Ему казалось, что он всё делает не так.

И, несмотря ни на что, Йоханесс не хотел бы лишаться этой любви. Она вдохновляла и наполняла лёгкие кислородом. Жизнь раньше казалась не жизнью вовсе, а мерзкими попытками существовать среди грязи и мусора, попытками выползти на свет из вонючей отходной ямы. Эрика ломала и разрушала его, но Ольсен знал, что без неё не сможет. Он ярко осознавал, что просто