– Крутые, – протянул Волощук озадаченно. –В самом деле крутые… Сколько, говоришь, вам на лапу кидают?

– Шестьсот долларов, – повторил я судовольствием. – А когда начнем последнюю треть игры делать, то повосемьсот.

Он переспросил:

– Сикоко-сикоко?.. По шестьсот уже сейчас? В месяц?..Слушай, а это совсем неплохо. Я в своей шарашкиной конторе едва под четыресотни вытягиваю. Но это с подработками!

Мне не нравилось, что он свою фирму называет шарашкинойконторой. Она создалась на основе оборонного предприятия, и в ней работаютпрежние хорошие специалисты, да и вообще мне не нравится, когда люди за спинойплохо отзываются о своей фирме: не нравится – уйди, но я смолчал, толькопожал плечами. Не поймет. У нас это принято: поливать дерьмом то место, накотором проводишь треть суток.

– Я бы мог бросить свою, – сказал он, – иперейти к вам. Конечно, нужны какие-то гарантии, что у вашего мецената непройдет дурь и он не потратит очередной лимон на рытье туннеля из Лондона доБомбея…

– Никаких гарантий, – ответил я поспешно. – Сампонимаешь, какие в наше время могут быть гарантии?

– Верно, – признал он. – Вообще-то, фирма –это фирма!.. Правда, и фирмы разваливаются, как песочные домики под первым жедождем. Или от первого прихода налоговой инспекции. Так что все же посмотри, тыже знаешь мой уровень!

– Да знаю, – ответил я тоскливо. – Ты, Волощук,ас. Нам с тобой не равняться. Но, знаешь ли, у нас собрались такие же придурки,как и я. Ну, нравится нам то дело, за которое взялись! Нравится. И будемвкалывать… А ты и у нас будешь халтурку со стороны брать. Для дома, длясемьи, для левого заказчика. Глядя на тебя, и другие заколеблются.

Он засмеялся:

– Другим нельзя! Я все равно сделаю работы больше, чемони.

– Знаю. Но каково будет другим? Нет, Волощук, извини, ночокнутую работу пусть делают чокнутые. По заказу чокнутого человека, длячокнутого дела.

Он расхохотался, довольный, но все же в глубине орлиных глазпромелькнуло некоторое сомнение. Не слишком ли легко я сдался? Чокнутые, как ипсихбольные, всегда утверждают, что они самые нормальные люди.

– Ты это зря, – сказал он покровительственно. –Сто зайцев не заменят одного льва.

– Нам не звезды нужны, – ответил я, уже начиная сердиться. –Нам байма нужна! Байма, а не два-три года отсидки на приличном жалованье. Мы кэтому относимся серьезно, понимаешь?

– Не понимаю, – ответил он честно. – Нопрофессионалу не обязательно понимать мотивы. Когда киллера нанимают выполнитьработу, он не вдается в тонкости взаимоотношений заказчика с жертвой. Его неинтересуют даже мотивы. Он просто берет деньги и добросовестно выполняет своюработу!

Его лицо сияло гордостью и уверенностью в собственнойправоте. Я умолк, сравнение с киллером убило и расплющило катком. Естьнедоразвитые, что даже фильмы создают про благородных киллеров идобропорядочных проституток. Еще более недоразвитые смотрят, после чегоутверждаются в мысли, что в занятиях убийц и проституток есть нечто романтичноеи благородное. В самом деле, не инженериком же на производство!

Спорить с такими людьми бесполезно, смотрят как на труса, наулитку. То, что кому-то, в самом деле, может, больше нравится работать, чемворовать, даже не приходит в голову. А скажешь – не верят.

Вероника неторопливо перепечатывала со смятой квитанции.Я как можно тише прикрыл дверь, пока печатает, не замечает, я полюбуюсь еюукрадкой, полностью спрайтовой от макушки до ногтей. В то время как наКонона пошло не больше десятка полигонов, она здесь как чудо на заранееотрендеренном бэкграунде…

…но Вероника подняла голову, по розовым стеклам очковпробежали искорки. Увы, это солнце из окна, а ее глаза по-прежнемухолодновато-вежливые, а лицо профессионально приветливое.

– Андрий, – сказала она первой, пока я искал слова,забыл даже про «здравствуйте», – Илья Юрьевич сейчас освободится.Я ему скажу о вас.

Чистая моя, строгая, произнесло в моей душе отчетливо, какже мне с тобой рядом быть? Дрогнула струнка, я ощутил, что когда-то слышал этислова, где-то в давно и несправедливо забытой песне, тогда у меня слезынавертывались на глаза, но все забылось, ушло, а сейчас как будто лопнулатолстая скорлупа души, а там… нет, вовсе не ангелочек с розовыми крылышками,там моя мохнатая душа, шерсть как у зверя, ведь я человек, а это куда больше,чем зверь, но все-таки высунулась из обломков скорлупы и с недоумением смотритпо сторонам…

– Да вы присядьте, – сказала она с профессиональнымучастием. – Что-то вы бледный такой…

Я с трудом раздвинул губы, выдавил улыбку:

– Нет, я не хакер, просто ночь не спал. Да-да, я подожду.

Двигаться к ней по лэвелам тяжело, все не те пойнтыпопадаются. Коды бы к ней, но только к простеньким штучкам коды всегда вшироком ассортименте: дискотека, вино, без­опасный секс…

Я вздохнул, почему-то мысль о кодах показаласьнеприятной. И даже облегчение ощутил, сообразив, что такие коды к ней неподойдут. Для такой нужен код особый, простеньким гекс-эдитором не обойдешься,нужно или баймить честно, или же суметь стать суперменом, властелином мира,изобретателем лекарства от рака, спасителем человечества от столкновения скометой… Да и то может не сработать. Как пишется в руководствах: публикуемыйкод может сработать, а может и крэкнуть, что значит – твою же крышу исдвинет, так что подумайте хорошо, а если рискнете использовать, то это на вашстрах и риск…

Она не замечала мой по-собачьи преданный взгляд: пальчики втом же ритме постукивают по клавишам, иногда головка чуть приподнималась, явидел, как она бросает взгляд на экран. Холодный свет от экрана не делал еелицо холоднее, как солнечный свет из окна не делает теплее. Это на нас, простыхлюдей, действует все, а она – сама целая вселенная со своим светом, своейгравитацией, своими законами мироздания и миропонимания.

Я вздрогнул от ее участливого голоса:

– Что-то случилось?

– Да вроде нет, – пробормотал я. – А что?

– Вы так тяжело вздохнули, – объяснила она. –У вас сердце?

– Да вроде есть, – ответил я жалко. Был момент сказать,что да, сердце у меня действительно ноет, однако боль другого порядка, но языкне повернулся брякать банальности, – вот тут слева…

Она чуть раздвинула губы в сдержанной усмешке.

– Много пьете кофе? Говорят, хакеры без него жить не могут.Хоть с наркотиками поосторожнее.

– Кофе пью, – согласился я поспешно. – Но не такчтоб уж чересчур…

Она улыбалась самую малость, глаза ее за розовыми стекламитоже щурятся чуть-чуть. Это Нюрка всегда хохочет так, что через ее раскрытыйрот видно трусы, а Вероника никогда не повышает голоса, не ускоряет движений, яникогда не видел, чтобы она двигалась слишком быстро или слишком медленно.И голос ее звучит всегда ровно, приветливо, словно разговаривает софициантом…