Палату заполнили жаркие разговоры. Страсть Эланы зажглавсех. Патриарх Эмбан сидел застыв и раскрыв в изумлении глаза. Потом он широкоухмыльнулся, прикрыл рот рукой, и расхохотался.

— …несомненно ведомая рукой Господа, — говорилодин монах другому.

— Но женщина? Стал бы Господь говорить устами женщины?

— Пути господни неисповедимы, — благоговейноответил другой монах. — И непостижимы для человека.

Патриарху Долманту с трудом удалось утихомиритьвоодушевившихся патриархов.

— Братья мои и друзья, — сказал он. — Мы,конечно, должны простить королеве Элении ее эмоциональный всплеск. Я знаю ее сдетства, и, уверяю вас, обычно она вполне владеет собой. Как и сказала онасама, последствия отравления еще проявляются, и влияют на ее рассудок.

— Бесподобно! — со смехом сказал СтрейдженСефрении. — Он даже и не подозревает.

— Стрейджен, — серьезно проговорилаСефрения. — Прошу тебя, замолчи.

— Да, матушка.

Патриарх Бергстен в кольчуге и рогатом шлеме с устрашающимвидом, поднялся и ударил топором по мраморному полу. — Дайте мне слово.

— Конечно, Бергстен, — сказал Долмант.

— Мы здесь на для того, чтобы обсуждать недомоганиякоролевы Элении, — объявил патриарх Эмсата. — Мы здесь для того,чтобы выбрать Архипрелата, и я предлагаю перейти к этому. Я ставлю наголосование кандидатуру Долманта, патриарха Демоса. Кто ко мне присоединится?

— Патриарх Долмант — вне регламента, — объявил Ортзел,вставая. — По традиции и по закону, как один из кандидатов, он не имеетправа голоса до тех пор, пока вопрос не будет решен. С согласия моих братьев япрошу досточтимого патриарха Укеры занять кресло председателя. — Онпосмотрел вокруг. Казалось, никто не возражал.

Эмбан, все еще открыто ухмыляясь, поднялся на кафедру идовольно игриво отпустил Долманта взмахом пухлой руки.

— Патриарх Кадаха хочет закончить? — спросил он.

— Нет, — сказал Ортзел. — Еще нет. —Лицо Ортзела по-прежнему оставалось суровым и мрачным. Затем, не подав и виду отом, как ему было больно, он твердо проговорил. — Я присоединяю свой голоск голосу моего эмсатского брата. Патриарх Демоса — единственный возможныйкандидат на пост Архипрелата.

Тогда поднялся Макова. Лицо его было смертельно бледным, азубы стиснуты.

— Бог покарает вас за такую наглость! — брызжаслюной, проорал он в лицо патриархам. — Я не буду принимать участие в этомабсурде. — Он вскочил и выбежал из палаты.

— Во всяком случае, он честен, — заметил Телэн.

— Честен? — воскликнул Берит. — Макова?

— Конечно, досточтимый учитель, — ухмыльнулсямальчик. — Если Макову кто-нибудь покупает, он так и остается купленным —неважно, как обернутся дела.

Голосование шло быстро, патриархи поднимались один задругим, чтобы одобрить кандидатуру Долманта. Лицо Эмбана становилось всехитрее, в то время как последний патриарх, слабый немощный старец из Каммории,с помощью других поднялся на ноги и пробормотал скрипучим голосом имя —Долмант.

— Ну, Долмант, — с шутливым удивлением проговорилЭмбан. — Кажется, остались только мы с тобой. Может, ты хочешь предложитького-нибудь другого на пост Архипрелата?

— Прошу вас, братья, — умоляюще произнесДолмант. — Не делайте этого. — Он плакал и не скрывал своих слез.

— Патриарх Долмант — вне регламента, — мягконапомнил Ортзел. — Он должен назвать имя или же молчать.

— Прости, Долмант, — ухмыльнулся Эмбан. — Ноты слышал, что он сказал. Кстати, я тоже совершенно случайно присоединяю свойголос к тем, кто назвал тебя. Ты уверен, что не хочешь назвать чье-либоимя? — Он подождал. — Ну, хорошо. Сто двадцать шесть патриархов — за,один — против, и один отсутствует. Боже, как удивительно! Будем голосовать,братья, или не будем тратить время и объявим патриарха Долманта Архипрелатом наосновании единодушного одобрения? Я прерываюсь, чтобы услышать ваш ответ.

Сначала откуда-то снизу раздался одинокий выкрик.

— Долмант! — гудел он. — Долмант!

И тут же это было подхвачено множеством голосов, сидевших взале.

— Долмант! — орали они. — Долмант!

Так продолжалось довольно долго, пока наконец Эмбан неподнял руку в знак молчания.

— Мне жаль, что именно я говорю тебе это,дружище, — растягивая слова сказал он Долманту. — Но, видимо, тыбольше не патриарх. И теперь, думаю, настало время тебе и паре наших братьевудалиться в ризницу, чтобы они помогли тебе примерить новое облачение.

Совещательная палата все еще полнилась возбужденнымиразговорами, даже криками. Патриархи с восторгом на лицах кружили по мраморномуполу, и до Спархока то и дело долетала фраза «по промыслу Божьему» — сблагоговением повторявшаяся снова и снова, пока он протискивался сквозь толпу.Церковники традиционно консервативны, и сейчас в их головах не было и тенимысли о том, что решением Курии управляла женщина. Святой промысел былпрекрасным объяснением. Разумеется, на самом деле говорила не Элана, а самГосподь Бог. Но в этот момент Спархоку не было никакого дела до теологии, егобеспокоило состояние его королевы. Конечно, объяснения Стрейджена внушали довериеи успокаивали его, но Спархок хотел убедиться сам, что с его нареченной все впорядке.

Опасения его оказались напрасны. Когда он открыл дверь, вкоторую король Воргун вынес Элану, то сразу понял, что ее здоровью ровнымсчетом ничего не угрожает. Мало того, он застал ее в совершенно нелепой позе:она стояла, нагнувшись, с ухом как раз на том месте, где только что была дверь.

— Вы бы все гораздо лучше услышали, сидя на своемтроне, в палате, моя королева, — строго заметил ей Спархок.

— Ой, расслабься, Спархок, — едко бросила онарыцарю, — войди и закрой дверь.

Король Воргун стоял прислонившись к стене, а над нимугрожающе нависала Миртаи.

— Убери от меня эту дракониху, — попросил СпархокаВоргун.

— Вы решили разгласить всем, что речь Эланы не болеечем хорошо продуманное представлением, ваше величество? — спросил егоСпархок.