В мае 1937 г. Париж, обеспокоенный почти полным прекращением связи с Дальним Востоком, наконец, внял просьбам больного генерала Дитерихса о замене его другим начальником Дальневосточного отдела. Генерал Миллер отдавал предпочтение генералу Петрову, но, поскольку тот на неопределенное время задерживался в Японии, ставка была сделана на генерала Вержбицкого. Предполагалось помочь ему перебраться в Шанхай и подготовить его к замещению должности начальника Дальневосточного отдела, «дабы он невольно не сделал какой-нибудь ошибки, особенно по части политической», — писал Миллер, — «эти ошибки всегда болезненно воспринимаются, и, между тем, разного рода и калибра фашисты, легитимисты и пр., непременно будут пытаться уловить нового начальника отдела в свои сети» [Генерал Дитерихс, 2004, с. 593].

Приказом от 15 июня 1937 г. Дитерихс временно передавал все вопросы, требующие указаний или санкции начальника Дальневосточного отдела, генералу Вержбицкому впредь до утверждения нового начальника отдела. В ведение Вержбицкого переходили средства Дальневосточного отдела Фонда спасения Родины, составлявшие всего 48 китайских долл. Кроме того, этим же приказом генерал Вальтер назначался начальником Шанхайского отделения РОВС [HIA. Petrov Papers, box. 1, f. 7]. 7 июля Вержбицкий был утвержден в должности начальника Дальневосточного отдела. В своем письме от 31 июля генерал Дитерихс поздравил Вержбицкого со вступлением в должность и поблагодарил его за «мужественное и самоотверженное решение принять дела Д. В. Отдела в такой тяжелый, ответственный и безрадостный момент, который переживает все русское национальное дело на Д. Востоке» [MRC, box 3, f. Дитерихс — Вержбицкий]. В письме генералу Вальтеру от того же числа Михаил Константинович уведомлял о передаче всех дел Вержбицкому и выражал благодарность за ту помощь и сотрудничество, которые Вальтер и его подчиненные оказывали ему в прошлом, и горячие пожелания «успехов в общем нашем святом деле борьбы за освобождение Родины из рук чуждой ей, безбожной и губительной власти» [Ibid, box 2, f. Переписка Вальтера с Дитерихсом].

Между тем, в июле 1937 г. Япония развязала войну против Китайской Республики, оккупировав в течение первых месяцев боев часть Северного Китая, включая и город Тяньцзин. Генерал Вержбицкий, не успевший переехать в Шанхай, оказался в западне. Японские власти взяли у Вержбицкого подписку об отказе входить в какую-либо организацию и покидать город. Таким образом, в 1937 г. некогда самая крупная и авторитетная военная организация — РОВС — оказалась обезглавлена и окончательно дезориентирована. В условиях японской оккупации на первый план в жизни военной эмиграции Северного Китая и, отчасти, Шанхая вышли организации, признавшие главенство Японии на Дальнем Востоке и тесно связанные с японскими военно-политическими кругами.

Глава 14. Установление японского контроля над Маньчжурией и русская военная эмиграция

Военно-политические круги русской эмиграции в целом позитивно отнеслись к вторжению Квантунской армии в Маньчжурию, считая, что в скором времени начнется война между Японией и СССР, открывавшая для антибольшевистских сил заманчивые перспективы ликвидации советской власти на Дальнем Востоке[498].

Отдельные эмигрантские организации были готовы поддержать японцев с самого начала их прихода в Маньчжурию. Так, атаман Семенов в ноябре 1931 г. направил приказ генералу Бакшееву, требуя, чтобы тот, а также генералы Савельев и Сычев, как атаманы Уссурийского и Амурского казачьих войск, представили ему в срочном порядке информацию о количестве воинских чинов каждого войска в отдельности с указанием срока службы, чина и рода оружия. Списки необходимо было направить в штаб т. н. Национальной русской армии, начальнику штаба генералу Клерже. Начальнику Особой Отдельной бригады полковнику Патиешвили предлагалось разработать план действий его подразделения, а Бакшееву и Савельеву усилить связи с Забайкальем и Приморьем [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 296, 297]. «Николаевцы» разрабатывали идею создания национального комитета, который возьмет на себя роль руководителя от всей эмиграции [Там же, с. 303].

С начала японо-китайского конфликта в Харбине была организована русская самооборона, штаб которой располагался на Бородинской улице. В состав штаба входили генералы Шильников, Косьмин, Бакшеев, Артамонов, Зольднер, Закржевский, капитан Долов и др. Штаб разбил город на районы, установил постоянное дежурство, наметил места сбора волонтеров. По сведениям советских агентов, штаб самообороны якобы получил оружие от русских чинов полиции. Оружием снабжались и отдельные партизанские руководители, в частности, забайкалец А. Якимов, в свое время работавший с подполковником Ктиторовым, и капитан Т. П. Москалев [АВПРФ, ф. 100, оп. 15, п. 26, д. 21, л. 88, 90], летом 1930 г. оставивший службу в Русском отряде ШВК и выехавший в Маньчжурию[499].

Наибольшую активность в попытках установить связь с японскими политическими кругами проявило руководство РФП. Как следует из воспоминаний Н. П. Меди, первые шаги в этом направлении предпринимались РФП еще до Мукденского инцидента, но не очень успешно. Только осенью 1931 г. связь была установлена через редактора-издателя газеты «Харбинское время» Одзаву[500], являвшегося видным членом Союза резервистов, близкого к группе генерала Араки Садао, и связанного родственными узами с одним из крупных деятелей Мантэцу (ЮМЖД). Зимой 1931–1932 гг. отношения между Одзавой и генералом Косьминым стали достаточно прочными[501]. В частности, фашисты, получив оружие от японцев, участвовали наряду с мушкетерами в преддверие вступления в город в феврале 1932 г. японских войск в организации беспорядков в Харбине, а также несли охрану здания редакции прояпонской газеты «Харбинское время» и некоторых других зданий [АВПРФ, ф. 0100, оп. 16, п. 169а, д. 22, л. 30; Русская военная эмиграция, т. 8, с. 779, 780].

У японцев были свои мотивы, побуждавшие их работать с русскими. Японцы не доверяли китайцам, даже готовым сотрудничать с людьми из Страны Восходящего Солнца, поэтому нуждались в зависимых от себя союзниках. Русские эмигранты для этого подходили как нельзя лучше. Русские имели серьезные претензии к старым китайским властям, ущемлявшим их права и заигрывавшим с красными, которых китайцы, также как и белых, не любили, но выдворить из Китая не могли. Кроме того, радикальные круги эмиграции рассчитывали на помощь Японии в борьбе с большевистским режимом в России. Зная желание радикалов организовать свои вооруженные силы на китайской территории для последующего продвижения на российский Дальний Восток, японские власти, намекая на поддержку в этом вопросе, привлекли эмигрантов к созданию охранных отрядов, предназначавшихся для обеспечения общественного порядка, защиты инфраструктуры и экономических объектов и охраны границы. Главная роль в создании русских охранных отрядов была отведена генералу Косьмину, честолюбие которого уже рисовало ему положение командующего Освободительной армией.

Непосредственно дело организации охранных отрядов из эмигрантов было возложено на военный отдел фашистской партии, в котором работали близкие к Косьмину люди. В частности полковники Г. И. Модестов[502] и Г. И. Мудрынин. Последний некоторое время возглавлял военный отдел. Мудрынин, вышедший в офицерские