Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да вы романтик, ярл, — поддразнила я, легко толкнув его плечом.
Рагнард хмыкнул и откровенно улыбнулся, подняв взгляд к небу. Я застыла, невольно залюбовавшись этой редкой, искренней улыбкой. Блин. Всё-таки он чертовски привлекательный.
Когда он вдруг повернулся ко мне, я ощутила себя пойманной с поличным. Щёки вспыхнули жаром, и, пытаясь скрыть смущение, я быстро отвела взгляд, занявшись совершенно ненужным жестом — поправила волосы и убрала их за уши.
— А море далеко отсюда? — спросила я, стараясь выглядеть непринуждённо.
— Всего в двух милях от города.
— Что? — воскликнула я, заглядывая ему в лицо. — И почему тогда я его ни разу не видела?
Рагнард слегка приподнял брови, его взгляд стал выразительным, как будто он молчанием напоминал мне о чём-то совершенно очевидном. Я тут же прикусила язык.
— Глупый вопрос. Поняла, — пробормотала я, ощущая лёгкую неловкость. Но всё же что-то внутри толкнуло меня продолжить разговор: — Я слышала, что ваши воины часто отправляются в чужие земли, чтобы завоёвывать, грабить… Это правда?
Рагнард напрягся. Я заметила, как его взгляд потемнел, наполнившись холодом и отчуждённостью. Он молчал, будто обдумывая мои слова или решая, стоит ли вообще отвечать. Наконец, его голос раздался ровным тоном, лишённым каких-либо эмоций:
— Таков северный народ. Ты должна это понять, если собираешься остаться с нами. Здесь нет места для жалости или выбора. Мы выросли в условиях, где зима убивает быстрее врага, а земля далеко не всегда даёт урожай. Когда мы идём в чужие земли, это не ради крови. Мы берём только то, что нужно для нашего выживания.
Я нахмурилась, плотно сжав губы. Его слова вызвали во мне странный коктейль эмоций — от отвращения до растерянности. Всё это казалось мне таким неправильным, чуждым. Как можно оправдывать грабежи и убийства необходимостью? Сколько людей пострадало из-за этого «выживания»? Сколько домов сожжено, семей разрушено? Варварство — вот как это выглядело в моих глазах.
Рагнард заметил мою реакцию, сжал мою руку сильнее, а затем добавил:
— Тебе может быть сложно это понять, ведь ты не отсюда. Но в нашем мире слабость не прощается, и слова редко решают что-либо. Нас с детства учат бороться за своё место под солнцем, Элла.
Его слова, произнесённые спокойно, но с непреклонной уверенностью, заставляя меня вновь задуматься. Это было не похоже на скучные уроки истории, которые я в школе либо игнорировала, либо не воспринимала всерьёз. Нет, это была реальность — суровая, жестокая и неоспоримая, которой он жил каждый день. Они все жили.
Я вдруг отчётливо поняла: Рагнард не искал моего одобрения — ему это было не нужно. Он говорил свою правду, суровую и непреклонную. Он знал, что наши миры слишком разные, и не собирался оправдываться за свой. Это не было вызовом или попыткой доказать что-то. Это была суть его жизни.
Размышления прервал чей-то резкий рывок. Кто-то пробежал мимо, грубо задев меня плечом, и я пошатнулась, теряя равновесие. Но прежде чем успела упасть, сильная рука Рагнарда обхватила мою талию, мгновенно притянув к себе.
— Эй! Осторожнее надо! — возмущённо выкрикнула я, оглядываясь в попытке разглядеть виновника. Но он уже исчез в толпе, оставив лишь быстро затихающий звук шагов. — Козёл.
Рагнард взглянул на меня серьёзно, его лицо слегка нахмурилось, а глаза блеснули сосредоточенностью. Его рука крепче сжала мою, удерживая меня рядом.
— Держись ближе, — строго сказал он, но в голосе чувствовалась едва заметная забота.
Мы продолжали идти, разговаривая обо всём, но мой взгляд то и дело скользил по прохожим. Люди склоняли головы перед Рагнардом, приветствуя его с уважением, но их любопытные взгляды то и дело обращались ко мне. Некоторые останавливались, не решаясь пересечь наш путь. Я заметила, как они быстро отступали, создавая вокруг нас пустое пространство — будто боялись подойти слишком близко и случайно коснуться ярла.
Рагнарду, похоже, совершенно было всё равно на это. Но так как мы живём од одной крышей, время от времени я замечала, как он избегает тесных контактов даже с теми, кто был ему близок. Он привык, что люди его боялись. И от этого мне становилось горько. Ведь это даже не из-за власти. Их страх рождался из-за проклятья, как будто он в нём виноват.
— Это раздражает, — выпалила я, не в силах больше сдерживаться.
— Что именно? — он выгнул бровь и бросил на меня короткий взгляд.
— Я понимаю, что всё это из-за проклятья, но зачем так демонстративно шарахаться от тебя?
— Я привык, — безразлично бросил он. — Это нормально, что они меня боятся. Не каждый решится лапать чужака при первом знакомстве.
Наши взгляды пересеклись, и я уловила, как он сдерживает лёгкую улыбку, наблюдая за мной. Меня это только разозлило. Нахмурившись, я сжала его руку крепче, ногти слегка задели его кожу.
— Дразнить меня вздумал… За дуру держишь.
— Вовсе нет, — его голос звучал мягко, но в нём всё ещё угадывалось скрытое веселье.
— Я была в отчаянии, между прочим! — вспыхнула я, чувствуя, как обида и злость начинают подниматься внутри. — Откуда мне было знать, что ты проклят? Я вообще про магию только в книжках читала!
— И я рад этому, — неожиданно нежно произнёс он, пристально глядя на меня.
Я почувствовала, как на моих щеках вспыхнул румянец, и неловкость накатила волной. Быстро отвела взгляд, притворяясь, что увлечённо разглядываю город. Мой взгляд скользил по прохожим, домам, пытаясь найти что-то, за что можно было бы зацепиться, но внутри меня всё ещё бурлили эмоции. Этот человек всегда умудрялся выбивать меня из равновесия так легко, что я даже не успевала осознать, как это происходит. Казалось, я никогда не привыкну к этому.
— Элла, я тебя пугаю?
— Что? — я тут же удивлённо посмотрела на него. — Нет. Зачем мне тебя бояться?
Я заметила, как его плечи опустились, словно до этого момента он был напряжён, скрывая свою тревогу под маской спокойствия. Он почти незаметно выдохнул, и этот маленький жест неожиданно вызвал во мне ещё больше смятения.
— В каждом правителе люди видят либо спасителя, либо угрозу. А когда ты не можешь быть обычным человеком из-за своего проклятья, они видят в тебе двойную угрозу. Ярл должен быть справедливым, но иногда справедливость требует решений, которые причиняют боль. Я защищаю их от внешних врагов, но бывает, что мои собственные люди начинают думать, будто и от меня им тоже нужна защита. Это цена власти,