Прокашлявшись, он выпрямился, явно стараясь вернуть себе привычную сдержанность. Даже когда он убрал руку с моего бедра, я всё ещё ощущала её тепло. Это место на коже будто продолжало гореть, напоминая о его прикосновении, от которого мне было трудно собраться с мыслями.

— Эти камни такие… огромные, — произнесла я, продолжая смотреть на них, словно заворожённая. — А для чего они?

— Их воздвигли во времена, когда, как говорят, люди ещё ходили по этой земле вместе с богами, — ответил он, и в его голосе прозвучал лёгкий скептицизм, как будто он не был уверен в правдивости этих старых легенд. — Народ верит, что в этих камнях обитают духи предков, и через них можно обращаться к богам. Там просят защиты, молятся, устраивают праздники. Там же проводят обряды вознесения для мальчиков, которые переходят во взрослую жизнь.

— А мне можно туда? — спросила я с неподдельным интересом. — Даже издалека они выглядят величественно. Хотелось бы увидеть их вблизи.

— Мы стараемся не ходить туда без причины. Но в большие праздники и время жертвоприношений Круг становится центром всего. Особенно в Йоль.

— Йоль? — переспросила я. — Что это?

Рагнард бросил на меня быстрый, чуть удивлённый взгляд, но его лицо тут же озарилось пониманием, и уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке. Ага, я вообще-то не отсюда.

— Это самый важный праздник для нашего народа. В эту ночь мы чтим конец старого солнца и рождение нового. Это время, когда силы тьмы сильны как никогда. Мы приносим жертвы, пьём, устраиваем… обряды, чтобы защитить себя от злых духов и обеспечить благополучие и потомство на год вперёд.

Его взгляд ненадолго задержался на массивных камнях, затем, с едва заметной усмешкой, он добавил:

— А ещё я родился в эту ночь. Ещё одна причина, по которой меня боятся. Родиться в самую длинную ночь года, когда силы тьмы на пике, — многие считают это знаком.

— И кого… приносят в жертву? — спросила я, сглотнув и стараясь скрыть лёгкое беспокойство. В голове всплыли жуткие картины древних обрядов, которые я когда-то видела в фильмах или документальных шоу.

— Если ты подумала, что мы устраиваем жертвоприношения с людьми, то это не так, — произнёс Рагнард с лёгкой усмешкой, заметив моё напряжение. Я тут же облегчённо выдохнула. — Мы приносим жертвы богам в виде скота или других символических подношений. Жертвуют то, что имеет настоящую ценность: чтобы показать богам свою искренность и благодарность. Это делается, чтобы заручиться их благосклонностью: чтобы зима была мягче, лето — длиннее, урожай — богаче, а дети рождались здоровыми и крепкими.

Но в его тоне мелькнуло нечто иное — лёгкое сомнение, скрытое за внешней уверенностью.

— Я слышу в твоём голосе скептицизм, господин ярл.

— Скепти…цизм, — он нахмурился, словно пробуя слово на вкус, и с любопытством посмотрел на меня. — Что значит это слово?

— Это можно назвать недоверием, — пояснила я с лёгкой улыбкой. — Ты ведь не особо веришь во всё это, верно?

— Я предпочитаю полагаться на себя и свои силы, а не на милость богов.

— А ты тоже участвуешь в ритуалах? — осторожно поинтересовалась я, стараясь понять, насколько сильно он связан с этими традициями.

— Редко, — ответил он ровным тоном. — Только если обстоятельства требуют моего присутствия. Обычно этим занимаются старейшины или жрец.

Его спокойствие не помогло мне избавиться от лёгкого беспокойства, которое вызывала сама тема ритуалов. Я решила больше не задавать вопросов — разговор о мёртвых животных и древних обрядах вызывал у меня странное чувство дискомфорта, и я не хотела углубляться в него.

Мы продолжали двигаться по узким улочкам города. Рагнард шагал рядом с уверенностью человека, знающего каждую плитку мостовой, каждый дом и угол. Его размеренная походка и спокойствие будто подчёркивали, что это место — его территория, его мир. Я же, глядя по сторонам, старалась впитать в себя все детали.

Я замедлила шаг, когда глаза неожиданно резанул яркий отблеск. На одном из прилавков лежала россыпь украшений, но моё внимание сразу привлекло ожерелье. Его узор напоминал свернувшуюся змею, изящно выгравированную в металле, а мелкие зелёные камни переливались в солнечных лучах, словно оживая.

Рагнард заметил моё замешательство и бросил на меня вопросительный взгляд, будто спрашивая, хочу ли я остановиться. На мгновение я колебалась, но затем мягко покачала головой, показывая, что не стоит терять время. Уловив мой жест, он коротко кивнул, и мы продолжили путь. Однако образ этого ожерелья остался в моих мыслях, словно оно таило в себе что-то большее, чем просто красивую работу мастера.

Я продолжала наблюдать за жизнью города, ощущая, как всё вокруг буквально дышит историей. Эта атмосфера завораживала.

Мы подошли к небольшой лавке, и Рагнард, не сказав ни слова, уверенно взял меня за руку и повёл внутрь.

Как только мы переступили порог, меня окутал резкий запах трав — насыщенный и горьковатый, он буквально заполнил всё пространство. Лавка была заставлена полками, увешанными связками сушёных растений, которые создавали настоящую зелёную завесу. На нижних полках громоздились мешки с кореньями, бутылки с настойками и мазями, каждая из которых была аккуратно подписана и расставлена в идеальном порядке.

Свет в помещении был тусклым, лишь тонкие лучи пробивались сквозь маленькие окна, теряясь в густом полумраке. В углах мерцали старые свечи, их неровное пламя добавляло пространству загадочности.

— Это лавка травника? — спросила я, оглядываясь по сторонам.

— Да, мы быстро, — Рагнард направился к прилавку, за которым стоял невысокий старик с седыми волосами и глубокими морщинами. — День добрый, Логмэр.

— Приветствую, ярл, вьора, — отозвался старик, склонив голову. Его слова застали меня врасплох. Я растерянно посмотрела на Рагнарда, но не получила объяснений. Слово вьора ничего мне не говорило, но я всё же вежливо поклонилась в ответ. — Вам как обычно?

— Да, — кивнул Рагнард, и после небольшой паузы добавил: — И ещё добавь драконий корень.

Старик ничего не ответил, только коротко кивнул, вежливо улыбаясь. Развернувшись, он скрылся за дверью, которая находилась прямо за прилавком.

— Что такое вьора? — тихо спросила я, подходя ближе, не в силах подавить любопытство.

Рагнард бросил на меня короткий взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то непонятное, что заставило меня на мгновение напрячься. Он словно колебался, не зная, стоит ли отвечать, но всё же произнёс:

— Так называют деву ярла. Невесту, жену.

Моё сердце забилось чуть быстрее, а лицо едва ощутимо залилось жаром. Я почувствовала, как лёгкое смущение охватывает меня, но попыталась сохранить самообладание. Сделав глубокий вдох, я отвела взгляд, стараясь успокоить мысли, которые начали тихо кружиться где-то в