песни, написанные на музыку Шаинского, обладают свойством, выразительно описанным композитором Николаем Каретниковым:

Дети завели новую, только что купленную пластинку. Зазвучало нечто вроде:

Ля-ди-ду-ди,

Лучших нет котлет!

Ля-ди-ду-ди,

Быстро на обед!

Жизнь была кончена. Мелодия закладывалась в голову с одного раза, как обойма в пистолет, и прилипала к памяти подобно небезызвестному банному листу. Она звучала во мне с утра до вечера без перерывов, независимо от моих желаний.

(Каретников: 93)

Владимир Шаинский выступает перед юными зрителями. 1984 г. Фото С. Жабина

Ср. с признанием в ст-нии К. «Меж тем отцвели хризантемы, а также…» (1995): «Мурлычу Шаинского я…» (Кибиров 2009: 219). Далее Каретников обращается уже непосредственно к Шаинскому: «…ты не прикидываешься каким-то там „новатором“, как прочие, а выбираешь то, что сразу влезает в детское ухо без малейших задержек. Это труднейшая работа. Слышно, как ты специально избегаешь новых интонаций. И ты никогда не применяешь таких, которые уже во времена наших бабушек не были бы употреблены миллион раз» (Каретников: 94).

Соединение сюжета одряхления советской власти и репутации Шаинского как детского композитора подразумевает метафору «впадания в детство», чрезвычайно актуальную для эпохи правления стремительно постаревшего Л. И. Брежнева, а следом за ним – Ю. В. Андропова и особенно К. У. Черненко.

256

Все закончено. В частности, школа. / Шейк на танцах платформой стучит

Уже первый комментируемый стих задает наложение частного, биографического плана на большой, исторический: заканчивается как история Советского Союза, так и один из этапов взросления автора поэмы, выпускника школы Тимура Запоева. Здесь К. продолжена сквозная для поэмы и особенно важная для этой главы тема – пути советского государства, которое, по замечанию антрополога А. Юрчака, «было навсегда, пока не кончилось». Начало первого стиха задает основную тональность последней главы (оно будет потом несколько раз повторено без уточнений, как непреложный факт: «все ведь кончено»).

Слева: молодежь танцует шейк (конец 1960-х гг.); справа: звезда группы «АББА» Агнета Фельтског в туфлях на платформе

Как и в IV гл., где маркерами эпохи стали популярные танцы (твист, чарльстон, летка-енка и ча-ча-ча), во втором комментируемом стихе К. в качестве приметы времени упоминает популярный в СССР с конца 1960-х гг. танец шейк (от англ. shake – трястись). Широкую известность танец и музыка в стиле шейк, потеснившие модный в Советском Союзе твист (см. с. 256–258), приобрели после проникновения в страну магнитофонных записей с исполнением песни Чена Ромеро «Hippy Hippy Shake» [195] (1959) группой «Битлз» (эта запись была сделана еще в 1962 г. в Гамбурге). Музыкант и продюсер М. Капитановский вспоминает: «В семидесятые годы, кроме популярных среди молодежи твиста и некоего упрощенного рок-н-ролла, танцевали еще и более продвинутые джайв, джерк, „гоу-гоу“. Но все же королем танцплощадок был шейк. Существовали три разновидности шейка: 1. Собственно шейк (попеременное двойное касание пола носком то левой, то правой ноги), 2. Медленный шейк (любой небыстрый танец с обжиманием партнерши). Так прямо и говорили: „Ребята, сыграйте медленный шейк!“ 3. Шейк „с гвоздями“ (то же, что и № 1, но гораздо более экспрессивный, желательно в пьяном виде, с подключением каблуков и выламыванием паркетных досок из пола)» (Капитановский: 238). Ср. также примечательное соединение «школьных» мотивов с шейком в еще не оконченном романе К. «Генерал и его семья»: «Вот танцы – дело другое, на школьных вечерах, которые в тиксинской школе устраивались гораздо чаще, чем на материке <…>, она уже с седьмого класса была признанной (одними с восторгом, другими скрепя сердце) королевой бала. Хоть вальс, хоть фокстрот, хоть твист, хоть новомодный, завезенный солдатиками-москвичами шейк!» (Кибиров 2017: 21).

Обувь на высокой платформе (т. е. заметно утолщенной подошве), как женская, так и мужская, вошла в моду в 1970-х гг. как дань ретростилю 1940-х гг. Популярной она стала в первую очередь благодаря музыкальным звездам стиля диско. Страсть советских граждан к обуви на платформе, достать которую в магазинах было сложно, иногда выливалась в необычные практики, о которых советский модельер А. Игманд вспоминает так: «У меня был один знакомый <…>, который из обыкновенных туфель делал платформы. Он разрезал покрышки для машин, вырезал по контуру обуви и пришивал к ботинкам. В народе такие туфли назывались танками – они были на шинах толщиной пять-шесть сантиметров» (Игманд: 33–34).

257

БАМ, БАМ, БАМ! Слышишь, время запело?

Хотя строительство Байкало-Амурской железнодорожной магистрали началось еще в 1932 г. (в основном – силами заключенных ГУЛАГа), тогда она была сооружена не целиком. Публично реанимирована эта аббревиатура была лишь в 1967 г., когда вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о восстановлении проектно-изыскательных работ на строительстве. В апреле 1974 г. БАМ был объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, а постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 8 июля 1974 г. «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали» были выделены необходимые средства.

Это строительство послушно воспела официальная культура: ему, например, были посвящены одна из последних песен патриарха советской музыки Дм. Покрасса «Марш БАМ» [196] (1975) и две песни вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы», в составе которого до сих пор выступает мать певца В. Преснякова Елена Петровна (последнее ко времени написания этих строк выступление состоялось 21 апреля 2019 г. на концерте, приуроченном к 45-летию БАМа, на стадионе «РЖД-Арена» в Москве). Одним из первых, еще до начала широкой пропагандистской кампании, но уже после принятия решения о возобновлении строительства магистрали, в 1970 г., музыкой к песне о БАМе отметился В. Шаинский («Идут по БАМу поезда» на сл. Р. Рождественского, [197]).

В комментируемом стихе К. отсылает читателя в первую очередь к «Песне о БАМе» [198] (1975, муз. О. Фельцмана, сл. все того же Р. Рождественского):

Байкало-Амурская магистраль!

Солнце в небе светит мудро,

Молодеет древний край.

От Байкала до Амура

Мы проложим магистраль.

Встретим зябкие рассветы,

Встретим долгую пургу.

В биографию планеты

Впишем мы свою строку.

Припев (2 раза):

Слышишь, время гудит – БАМ,

На просторах крутых – БАМ,

И большая тайга покоряется нам.

Слышишь, время гудит – БАМ,

На просторах крутых – БАМ, —

Этот колокол наших сердец молодых!

(Песни наших дней: 211)

Обессмысливающий многократный повтор слова «БАМ» может отсылать и к припеву упомянутого выше «Марша БАМ» Дм. Покрасса и М. Вершинина (1975):

«БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!» —

Эхом откликнутся рельсы!

«БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!» —

Это счастливые рейсы!

«БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!