Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что?
– Я исчез. Испарился.
– Ты не совершал никакого ужасного преступления?
Хэйес резко мотнул головой.
– Тогда от чего ты прятался?
– Я не желал быть легендой, тем человеком, который уничтожил стрелка в Уэстборо.
Эмори открыла рот, не в силах произнести ни слова. Когда к ней вернулась способность говорить, она еле слышно прошептала:
– Ты сделал свою работу.
– Верно. Но я не видел в этом поводов для праздника. Я не считал, что это заслуживает признания. Это был хороший день для нашей команды. Мы спасли людям жизнь, несомненно. Я хотел, чтобы на этом все и закончилось.
– Но этого не случилось.
– Никто из тех, кто меня знал, не мог успокоиться. Никто не мог. Точка. Пресса требовала назвать мое имя, но ни один из моих коллег, включая и Джека, не проговорился, слава богу. Я всегда буду им за это благодарен.
– То, что ты остаешься безымянным, интригует еще больше.
– Догадываюсь, – пробурчал он. – Все хотели взять у меня интервью. Некоторые из родственников жертв хотели встретиться со мной, чтобы поблагодарить лично. Я их понимал. Око за око, все такое. Но я даже не читал письма, которые они присылали Джеку, чтобы тот передал их мне.
Шум, другого слова и не подберешь, длился несколько месяцев. Мне казалось, что это было в новостях каждый день. И всякий раз – новый аспект в деле. Меня уже тошнило от этого. Я подумал, что, если это будет продолжаться, я сойду с ума. Поэтому я подал в отставку и исчез. Ребекка тоже. С тех пор Джек разыскивает нас обоих.
Его объяснение обезоружило Эмори. Но учитывая связавшую их близость, физическую и эмоциональную, ей было обидно, что Хэйес не поделился с ней всем этим раньше.
– Почему ты не рассказал мне? Или это тоже была проверка?
– Проверка?
– Чтобы посмотреть, поверю ли я в худшее о тебе и все-таки отправлюсь с тобой в постель?
– Нет.
Потом еще раз, с нажимом:
– Нет.
– Тогда почему ты мне ничего не сказал?
Хэйес убрал назад волосы обеими руками, и, когда они спустились на шею, он на мгновение оставил их там, потом опустил.
– Я убил этого мальчишку, Эмори. Я всадил пулю ему в голову, и он умер.
– Ты выполнил свой долг, – негромко и серьезно произнесла она. – Ты сделал это ради спасения жизней.
– От этого мне не легче. Парнишка не был ни преступником, ни психопатом, ни фанатиком, пытавшимся что-то доказать. Он тоже был жертвой.
Хэйес встал и подошел к окну, где принялся крутить ручку жалюзи, чтобы открыть их. Выглянув на улицу, он сказал:
– Его звали Эрик Джонсон. Джек говорил о нем, что он был сердитым, обиженным молодым человеком, но ему только исполнилось семнадцать. Семнадцать! Он работал во время летних каникул, собирался пойти в последний класс школы. Большинство подростков были бы в восторге. Но не Эрик. Он даже подумать не мог о школе и о новых издевательствах.
– Его травили одноклассники?
– Практически все.
– Родители тоже над ним издевались?
– Нет, – Хэйес повернулся к ней и присел на подоконник. – Честно говоря, я так не думаю. Он был их единственным ребенком, и все указывало на то, что они его любили. Возможно, им следовало бы почувствовать, что сын все больше замыкается в себе, и найти для него психотерапевта. Наверное, они не увидели признаков неминуемого срыва, но их неведение не было злонамеренным. И потом, по определению, немыслимое никогда не пришло бы им в голову, верно?
Родители были убиты его поступком, их шокировало то, что сын приобрел смертельное оружие без их ведома. У его отца никогда не было никакого оружия. Эрик не рос рядом с оружием. Он приобрел ружье через Интернет и тайком научился из него стрелять.
Все это выяснилось слишком поздно, когда следователи всех мастей перевернули вверх дном жизнь Джонсонов и их дом, пытаясь найти ответы на вопрос, почему Эрик сделал то, что сделал. Ученые мужи озвучивали свои теории. Но причина была ясна.
– Издевательства.
– Да. Эрик страдал от избыточного веса, он был классическим неудачником. Никаких особых талантов или спортивных способностей. Пытаясь сделать сына более общительным, отец посоветовал ему посещать футбольный лагерь летом. Осенью его взяли в школьную футбольную команду. В своем дневнике Эрик описал пирог, который его мама украсила цветами команды, чтобы отметить это достижение.
Эмори с трудом сглотнула.
– Но все сложилось не слишком хорошо. Он был медлительным, у него не было способностей к игре.
– Тогда почему его взяли в команду?
– Чтобы он стал для тренера мальчиком для битья. Если команда проигрывала, тренер устраивал им ад, но сильнее всего доставалось Эрику.
– Футбольный тренер из Юты, – пробормотала Эмори.
– Он больше не тренер и никогда им не будет.
– Ты за этим проследил.
– Я не дотронулся до него даже пальцем. Я просто протянул ему кусок трубы, похожий на тот, который он сломал о коленную чашечку Эрика.
– Но ты пригрозил ему.
На это Хэйес не ответил.
– Чаще мучения Эрика были психологическими. Он посещал приходскую школу. Директору доложили, что его поймали, когда он мастурбировал в кабинке туалета. Во время службы на другое утро директор использовал этот инцидент в качестве иллюстрации порочности.
У Эмори сжалось сердце от жалости к пареньку, которого публично унизили. На ее лице наверняка отразилось сочувствие, которое она к нему испытывала.
– Этот директор школы был священником?
– Да, слуга господа, – с горечью сказал Хэйес. – Когда я до него добрался, его перевели в школу в Лексингтоне.
– Я догадываюсь, что он подал в отставку после… нажима.
– Я был в церкви в то утро, когда он с кафедры признался в своей одержимости сексом.
– У него была одержимость сексом?
– Не знаю, но я ясно дал ему понять, что ему лучше всего признаться в этом грехе.
– Моральное разложение, – Эмори глубоко вздохнула и медленно выдохнула. – Были еще и другие. Коннел упоминал кого-то из Техаса. Кажется, парикмахерша?
– Тщеславная сука. Она стригла Эрика. Он в нее влюбился. Она высмеяла его в Facebook.
– И?
– Через несколько недель после Уэстборо я нашел ее в Уичита-Фоллс. После нашей встречи она поместила фотографию на своей страничке в Facebook. Обрита наголо. Без мейкапа, – Хэйес вздохнул. – Ну, ты представляешь.
– Наказание соответствует их преступлению.
– Это было не столько преступление, сколько злоупотребление силой по отношению к слабому. Согласен, я своего добился.