– Я подышу еще немного, а ты иди.

– Возвращайся скорее, – кивнула Анна.

Я проводила ее взглядом до дверей, и, спустившись со ступенек, направилась в сторону океана. Слова няни моей дочери, которая стала мне единственной подругой, меня не успокоили. Я шла по песку, чувствуя, как он проникает в босоножки, забирается между пальцами, хрустит под ногами, налипает на подол сарафана. Мне хотелось подойти поближе к ревущему зверю, услышать его рокочущий голос и ощутить на лице его свежее соленое дыхание. Над моей головой распростерлось черное небо с редкими, и такими далекими звездами. Полукруглый неподвижный лик луны взирал на меня с холодным равнодушием, пока я неспешно брела вперед, все больше погружаясь в тревожные мысли.

Неделю назад, по дороге в аэропорт, Рэнделл произнес фразу, которая однажды уже сыграла роковую роль в моей жизни. Я гнала это воспоминание прочь. Но сегодня Эсми заставила меня вспомнить…

– Ты должна кое-что сделать для меня, Лиса.

– Боже, опять, Рэнделл? Ты серьезно? Я больше на это не поведусь!

– Просто послушай. Если когда-нибудь Эсми скажет тебе нечто такое, что заставит тебя почувствовать себя в опасности, бросай все и уезжай. Сразу, не теряя ни минуты на сомнения.

– Что за ерунда.

– Обещай, что сделаешь, это Лиса…

Закрыв глаза, я слышу голос Рэнделла в своем сознании, и даже стоны и рев океана не способны его заглушить.

Обещай, что сделаешь это для меня, Лиса.

– Я сделаю, – прошептала я невидимому собеседнику. – Я уеду завтра.

Приняв решение, я вдруг ощутила невероятную легкость внутри себя. И обхватив руками озябшие плечи, развернулась и пошла в сторону дома, чтобы вернуться в теплую постель и обнять свою дочь.

Я должна ей верить.

Ноги утопают в остывшем песке, не позволяя идти быстрее. Я замерзла и чувствую, что мне нужно спешить. Странная тревога заставляет меня обернуться назад, но там никого нет, кроме черных высоких волн, разбивающихся о берег. Облегченно вздохнув и обозвав себя трусихой, я продолжаю идти вперед. Мой взгляд внезапно цепляется за красную точку, которая двигается по песку в мою сторону. Я какое-то время продолжаю автоматически переступать ногами, пытаясь определить источник странного свечения. Когда огонек достигает моих ног и начинает медленно ползти по моему сарафану вверх, я застываю, охваченная запоздалым понимаем. Распахнув в ужасе глаза, смотрю на шикарную виллу с огромными окнами, за одним из которых спит моя маленькая девочка, которая родилась с особым даром, унаследованным от особенной женщины.

Счастье имеет множество обличий, его можно найти даже в мелочах. Мое счастье стоит в том, что я успела обнять свою дочь, и сказать, что люблю ее сильно-сильно.

«Это секрет, мамочка», – раздается в памяти ее беспечный смех, и шаловливое личико всплывает перед внутренним взором.

Падая на песок сбитой птицей, я вижу смеющиеся глаза дочери, которые удаляются так быстро, растворяясь в сгущающей темноте.

Счастливой стать легко. Стоит только по-настоящему захотеть… Не знаю, заслужила ли я второй шанс и все то, что имею сейчас…

Рэнделл

– Сэр, на проводе Мартин Роббинс. Вас соединить, или попросить его перезвонить позднее? – по внутренней связи спрашивает приятный голос моей ассистентки, раздающийся из динамика. Разворачиваясь вместе с креслом к столу, я нажимаю кнопку на стационарном телефоне.

– Соедини, Сара, – четко произношу я. – И скажи, что на сегодня все могут быть свободны. Я делаю внеплановый выходной. Очистите офис, как можно скорее.

– Вы уверены?

– Да.

– Хорошо, сэр. Я сообщу коллегам.

– Спасибо. Сара. Соедини меня с Роббинсом.

– Одну секунду…

– Я только вышел из главного офиса «Бэлл Энтерпрайз», Рэн, – после короткого гудка, сообщает низкий баритон Мартина. – Мы можем говорить по корпоративному каналу или перезвонить тебе на кодированный номер?

– Если речь пойдет о результатах переговоров, то не вижу смысла шифроваться, – сухо отвечаю я.

– Хорошо. Как скажешь, – лаконично отзывается Роббинс.

– Что они решили?

– Отказ, Рэнделл. Сделки не будет, – сделав паузу, Мартин продолжает напряженным тоном. – Но я тебе говорил, что Гарольд не пойдет на слияние. Когда дело касается миллиардов, всем плевать на репутацию.

Я беру идеально заточенный карандаш и прочерчиваю на чистом листке длинную, четкую, ровную линию.

– И на карьеру сына тоже плевать? – холодно спрашиваю я. – Ты уверен, что они получили все файлы для ознакомления?

– Да. Я сам занимался этим вопросом. Однако я считаю, что тебе стоило упомянуть о страховке. Этот план, который мы разработали, был хорош. Но Бэлл не в курсе, что у тебя имеется подобный компромат на каждого из его партнеров и близкого окружения. Он недооценивает тебя, как угрозу, и может предположить, что физическое устранение лишит проблему. Мы сейчас все в опасности, Рэн. И это не просто мои предположения. Не подумай, что я сдрейфил, но раз Гарольд отклонил предложение о поглощении, значит, у него есть план.

Я всегда предоставляю выбор. И сделав свой, Гарольд Бэлл феерично сыграл отведенную ему роль в финальном акте спектакля. Мартин заблуждается, считая, что я надеялся на другой исход переговоров. Они все должны были поверить в то, что я не играю.

– Я нахожусь под круглосуточной охраной, – напоминаю я.

– А я – нет. К тому же, вероятность проникновения крота никто не отменял.

– Я не работаю с теми, кого можно перекупить, Мартин. Точнее, я позволяю им верить в то, что я не знаю о том, что их перекупили, – вторая, точно такая же линия ложится чуть ниже первой.

– Я просто предупреждаю, что, возможно, тебе стоит усилить охрану. Есть еще кое-что…

– Говори.

– Нейтон Бэлл просил тебе кое-что передать. Он тоже присутствовал на переговорах. Я думаю, что Гарольд просветил его в отношении содержания файлов.

– Он не увидел там ничего нового, Мартин. Что мой дорогой братец передал для меня?

– Это конверт. Запечатанный, Рэн. Я не знаю, что внутри.

Я криво ухмыляюсь, рисуя на листке бумаги третью линию. Почему люди так часто пытаются удивить тем, что совершают совершенно предсказуемые поступки?

– Ты везешь его ко мне? Сколько у меня времени?

– Что ты имеешь в виду?

– Когда ты будешь? – уточняю я.

– Минут через десять, – сообщает Мартин.

Одним резким движением перечеркиваю три параллельные линии, ломая грифель карандаша, нажимаю кнопку разъединения вызова и медленно поднимаюсь из кресла. Делаю несколько шагов в сторону панорамного окна и кладу ладони на прохладное стекло. Мне приходится щурить глаза, чтобы рассмотреть мир по ту сторону окна. Мое зрение с каждым днем ухудшается, усиливая мигрени, не позволяющие спать больше двух-трех часов в сутки. Неимоверная усталость – вот, что я чувствую ежесекундно.