Они забрали меня из общежития на машине Робин вскоре после рассвета. Вместе мы поехали к подножию горы Уилсон, где последние пару дней работала Энджел. Я уже видела скульптуры в промежуточной фазе на снимках, которые Робин прислала мне по электронной почте, но, честно говоря, я не различала на них ничего, кроме гор снега, слепленных в огромные кучи.

Теперь же, когда мы, нагруженные профессиональными штативами, отражателями и объективами, которые мне не терпелось испробовать, пробивались вперед по глубокому снегу и приближались к огороженной территории, которую выделили для работы Энджел, я не поверила своим глазам. Семь гигантских снежных скульптур были расположены по кругу. Некоторые из них покрывали узоры, напоминавшие окаменелости, на некоторых оказались лица, которые можно увидеть, лишь встав перед ними под правильным углом. Солнце тем временем полностью взошло, и его лучи так играли на текстурах, что на первый взгляд казалось, будто фигуры светятся изнутри. Просто потрясающе.

Я не могла насытиться открывшимся зрелищем, и когда создательница этих произведений искусства заметила нас и, помахав рукой, направилась в нашу сторону, мне пришлось собраться, чтобы от волнения не начать заикаться. На ней было плотное черное пальто и темно-красная шерстяная шапка, из-под которой выглядывали чисто белые волосы. Я заранее погуглила ее биографию и знала, что ей шестьдесят два года, хотя выглядела она гораздо моложе. Судя по всему, дело в живом выражении ее глаз и сияющей улыбке, с которой она нас встречала.

Сначала художница протянула руку Робин и Пат, затем повернулась ко мне.

– Это наша помощница Сойер. Она студентка. Будет сегодня фотографировать для нас твое творение, – сказала Пат.

– Добрый день, – нервно произнесла я.

– Рада знакомству, Сойер. Я Энджел. – Пожать ее руку оказалось сложнее, чем я думала, потому что ее перчатки были куда толще моих. Кроме того, они напомнили мне о том, что свои мне вообще надо будет снять, как только приступлю к сьемке.

– Великолепная работа, – произнесла я и указала на скульптуры.

Улыбка Энджел стала шире:

– Спасибо.

Я запрокинула голову и еще раз осмотрелась. Скоро солнце переместится дальше, а это станет огромной потерей для фотографий, которые я уже мысленно себе вообразила.

– Сейчас такой идеальный свет, что на самом деле я бы хотела сразу начать, если вы не против.

– Разумеется, – согласилась Энджел.

– Сойер очень хорошо играет со светом, – заметила Робин, и от гордости в ее голосе у меня в груди растеклось приятное тепло.

– Я заинтригована. И невероятно рада, что вы собираетесь выставить мои работы в Вудсхилле. Мы с мужем жили здесь некоторое время, прежде чем уехать обратно в Портленд.

– О, правда? – спросила Пат, и Энджел начала рассказывать о том, как она жила в Вудсхилле. Я слушала ее историю лишь краем уха, потому что мы с Робин уже обходили по кругу скульптуры. Она показала мне приблизительный угол, который себе представляла, после чего позволила сделать несколько пробных снимков. Чуть позже посмотрела кадры и, прямо как на семинарах, высказала свое мнение, объясняя, что можно улучшить. Было интересно фотографировать вместе с ней, и, хотя я продолжала полагаться на свои ощущения, я заметила, что мне помогали советы, которые она давала.

Возле скульптуры я легла на живот в снег и только после того, как нашла подходящий угол, попросила Робин подать мне камеру. Отсюда, снизу, насечки и узоры вновь стали выглядеть совсем иначе, из-за солнечных лучей они сверкали и мерцали, что делало кадр просто волшебным. Я пролежала там примерно с четверть часа, прежде чем Робин помогла мне опять подняться на ноги, и дрожала всем телом, пока отряхивала снег с одежды. Тем не менее я почувствовала, как в заднем кармане джинсов завибрировал мой мобильник. Одеревеневшими от холода пальцами я вытащила его оттуда.

Одного взгляда на дисплей хватило, чтобы по онемевшим конечностям побежали мурашки.

Исаак.

Я не разговаривала с ним уже несколько недель и считала, что он удалил мой номер.

Понятия не имею, почему он решил позвонить мне именно сейчас.

И все-таки трясущимися пальцами я приняла вызов и крепко прижала телефон к уху, поскольку боялась в любой момент выронить трубку прямо в снег.

– Алло?

Тишина. Прошла пара секунд, затем:

– Привет, это я… эмм… Исаак.

– Я знаю, у меня все еще сохранен твой номер.

Приз за самый дурацкий телефонный разговор в истории человечества определенно достался бы нам.

Исаак ничего не говорил, но внезапно я услышала его прерывистое дыхание.

– Что случилось? – насторожилась я.

Он опять ничего не ответил и лишь тяжело дышал.

– Что случилось? – вновь спросила я, на этот раз мягче.

Судя по звуку, он изо всех сил старался не задохнуться.

– Поговори со мной, – прошептала я и отвернулась от Робин, которая с тревогой наблюдала за мной. Так как его дыхание продолжало учащаться и стало почти лихорадочным, меня охватил страх. – Исаак?

– Моя мама… – выговорил он.

У меня перестало биться сердце.

– Мама попала в аварию.

– Где ты? – спросила я и сама удивилась, насколько спокойно прозвучал мой голос.

– Только что приехал на ферму и сижу в машине, потому что… Я не могу зайти туда и разыгрывать из себя героя перед братом и сестрами, когда на самом деле у меня вот-вот сорвет крышу. Папа в больнице с мамой, а мне надо позаботиться об Ариэль, Леви и Айви и… Сойер, я не знаю, что мне делать, я не справл…

– Исаак, – перебила его я, все еще спокойней, чем могла себе представить. – Одно за другим. Сначала сделай глубокий вдох.

У него вырвался такой беспомощный звук, от которого у меня разбилось сердце.

– Сделай это. Глубоко вдохни и выдохни.

– Я не справлюсь с этим без тебя, – произнес он с отчаянием в голосе. – Ты нужна мне здесь, Сойер, я… – Он шумно сглотнул. – Ты нужна мне.

Его слова обрушили глубоко внутри меня целую лавину эмоций.

Я быстро прокручивала в голове свои возможности, но в действительности уже точно знала, где должна сейчас находиться. Других вариантов просто не было.

– Я еду.

Исаак судорожно вдохнул:

– Сойер, – тихо сказал он. Так тихо, что я еле расслышала.

– Ты сможешь, Исаак.

– Я… – Он откашлялся. Потом просто произнес: – Спасибо.

Мы положили трубки, и мне потребовалась пара секунд, чтобы снова взять себя в руки и повернуться к Робин.

– Робин, пожалуйста, прости меня. Я… Я должна срочно уехать.

Та взволнованно посмотрела на меня: