нарядной, чем где-либо. Там градоначальствовал пресимпатичный «Ваничка» Сосновский. А в городе блистала его красивая жена, «Любочка», державшая высоко знамя своего супруга.

С вокзала царская семья проехала в собор, где ожидал весь цвет одесской интеллигенции. Проезд по широким, нарядным, разукрашенным улицам был, как всегда в Одессе, великолепен. Правая Городская дума, умевший со всеми ладить градоначальник и умный жандармский генерал Заварзин общим взаимодействием достигали блестящих результатов. Энтузиазм населения, восторг детей, растянувшихся с гирляндами цветов и флажками по всему пути, веселые крики «ура!» и над всем этим перекатывавшиеся волны «Боже, царя храни» и гул колоколов церковных — все это давало удивительно радостную картину.

После собора их величества посетили один из госпиталей и вернулись в поезд. Государыня устала и к обеду не вышла.

Вечером я обедал с несколькими приехавшими с государем лицами и с несколькими одесситами, крайними правыми, занимавшими в Одессе выдающиеся общественные посты. Этим обедом интересовался государь. Все было отлично. Мы обменялись мнениями. Нам сообщили много интересного. И самый обед был хорош. Но вот самый интересный из одесситов, уже за сладким, начал речь, похожую на тост.

Говорил красиво, но говорил о том, что для укрепления правительства, режима надо немедленно начать организацию погромов, сначала немецких, а затем еврейских. Это, по его мнению, поднимет настроение народа и очень поможет войне. Вышло нехорошо. Стали заминать, вышучивать, что и он хочет воевать и т. д.

Один из нас, приехавших, стал доказывать, что такие приемы неприемлемы. Что в свое время местный Кишиневский погром принес так много вреда режиму и обрушился последствиями на монарха. Беседа была испорчена. Было досадно. Расстались мы дружески, но чувствовалось, что здесь, на юге, много провинциализма, много старой крушеванщины[95].

На следующий день государь смотрел сербскую дивизию, составленную из австрийских пленных славян. Дивизия была хороша. Но у нее не было артиллерии.

Вечером царская семья выехала в Крым. Один мой помощник с людьми уже заблаговременно был послан туда.

12 мая утром прибыли в Севастополь. День был дивный.

На царской пристани обычная парадная встреча. Моряки в белоснежных кителях. Такая прелесть, так нарядно. Как картинка — Эбергард. В палатке букет дам. Цветы, зелень, красивый широкий ковер стелется до самой воды. А на рейде спокойно красуется только что вернувшийся из похода флот. Сказочно быстро построенные дредноуты «Екатерина Великая» и «Императрица Мария» приковывают всеобщее внимание. Государь и вся семья в самом хорошем настроении. Царица улыбается. Я уже много раз говорил, как сильно они любили флот и моряков.

После встречи их величества без предупреждения проехали в недавно открытый Романовский институт физических методов лечения. Последнее слово науки. Гордость Крыма. Надо было видеть, что произошло там, когда узнали, кто приехал! Переполох, суета, радость, волнение… Их величества были очень довольны, что видели все так, как обычно, без приготовлений. Все было прекрасно и блестяще.

После завтрака государь с детьми поехал на эскадру. Парадный катер под брейд-вымпелом государя скользил по рейду. С кораблей неслось «ура!». Прежде всего государь посетил «Георгий Победоносец», где Эбергард сделал подробный доклад о действиях Черноморского флота. Флот хорошо работал, но Ставка не была довольна Эбергардом. Начав затем с дредноутов, государь посетил в тот приезд все боевые корабли, беседовал с офицерами и матросами, расспрашивал о подвигах, благодарил. На дредноуте «Императрица Мария», которым командовал князь Трубецкой, государю поднесли от корабля почетную саблю вместо жетона. Сделано это было с разрешения Григоровича, но против желания Эбергарда. Государь был очень доволен.

На миноносце «Дерзкий» государь узнал того молодого офицера Федосеева, о котором говорилось в моем предыдущем томе.

Федосеев был артиллерийским офицером на миноносце и показал себя блестяще. 25 мая миноносцы «Дерзкий» и «Гневный» встретились ночью с крейсером «Бреслау». Минная атака крейсера не удалась, но меткий артиллерийский огонь «Дерзкого» произвел пожар на «Бреслау», и тот был принужден бежать. Позже узнали, что на «Бреслау» был убит командир и несколько десятков матросов. Лейтенант Федосеев был награжден Георгиевским оружием. Наследник очень обрадовался, увидав Федосеева, дружески поздоровался с ним и внимательно выслушал его рассказ про бой с «Бреслау».

13-го числа из Евпатории приехала к царской семье отдыхавшая там А. А. Вырубова. Она пробыла в царском поезде несколько часов. Царская семья была довольна, а в свите можно было слышать неприятные по ее адресу вещи. Анна Александровна хлопотала, чтобы их величества приехали в Евпаторию. Следующий день прошел в осмотрах некоторых военных учреждений по окрестностям.

15-го были в церкви. Государь посетил несколько укреплений, и к вечеру поездом выехали в Евпаторию. Это посещение государем Севастополя имело для войны большое значение. Решено было заменить Эбергарда молодым и энергичным адмиралом. И вскоре на его место был назначен адмирал Колчак. Эбергарду же был пожалован орден Александра Невского, и он был назначен в Государственный совет. Все это произошло по представлению министра Григоровича, которого поддержал Алексеев. В широких общественных кругах эта перемена была встречена сочувственно.

Поездка их величеств в Евпаторию явилась триумфом для таврического губернатора, генерала свиты его величества Княжевича, о котором не раз упоминалось в предыдущем томе. Назначенный губернатором в ноябре 1914 года, Княжевич развил необычайную энергию как администратор и уже успел сделать многое для своей губернии. Двинул он вперед и железнодорожное строительство в Крыму. Благодаря своим связям Княжевич добился того, что правительство отпустило деньги на постройку железнодорожной ветки от станции Сарабаз (магистраль Харьков — Севастополь) до Евпатории. Эта ветка, правда пока кустарная, была построена в три с половиной месяца, и уже 21 октября 1915 года состоялось ее открытие. Отныне на первоклассный, единственный в Европе грязелечебный курорт Саки (Сакские грязи) и в Евпаторию можно было проехать по железной дороге. Княжевич принялся за сооружение в Евпатории грандиозной грязелечебницы — здравницы, как стали называть по-модному.

Предполагалось назвать ее по имени наследника, на себе испытавшего все действие тех грязей. Зарождался новый курорт, где, после грязей, можно было отдохнуть на евпаторийском пляже. Работа кипела. Городское самоуправление оценило всю выгоду предпринятой губернатором работы, и в Евпатории уже появился (может быть, и слишком преждевременно) «бульвар генерала Княжевича». На самой ветке одна из станций была названа Княжевичи.

Тихо, как бы ощупью, двигался императорский поезд по новой ветке среди огромной песчаной пустыни. От станции Саки стали встречаться живописные места, и, наконец, открылась морская даль. Последние несколько верст до Евпатории дорога идет вблизи морского берега.

На станции была торжественная встреча. Княжевич подносит царице колоссальный букет белой акации, перевязанный старинным татарским полотенцем. Букеты роз подносятся другими. Их величества с детьми проехали в