Я побежал. Люди смотрели на меня, недоумевая, что это задикое, белое, светящееся существо только что мелькнуло перед глазами. Скоро яостановился. Меня мутило. Мучительная жажда сжигала меня, надо было напитьсясвежей крови. От этой мысли меня чуть не вырвало. Я присел на каменныеступеньки у входа в маленькую церковь, уже запертую на ночь. Дождь медленнозатихал, или мне так казалось. Улица была тихой, мрачной и пустынной. Лишьоднажды где-то вдалеке промелькнул и скрылся во мраке запоздалый прохожий счерным блестящим зонтом. На другой стороне в тени деревьев стоял Арман. Позадинего из густых зарослей травы и кустов поднимался теплый белый пар.

Я заставил себя думать только о головной боли и голодныхспазмах в желудке и сумел немного успокоиться. Постепенно мои чувства приобрелиясность и отчетливость, и я позволил себе мысленно вернуться к случившемуся.Подумал, что мы так далеко от театра, а Мадлен и Клодия все еще там. Жертвыжестокого солнца, умершие в объятиях друг друга. В моей душе родилась какая-торешимость. Я был готов на все.

«Я ничего не мог сделать», – тихо сказал Арман.Невыразимая печаль застыла в его глазах.

Я посмотрел на него: он отвернулся, как будто понял, чтобесполезно уговаривать меня. Его надежды рушились. Я знал, что, если станусейчас обвинять его, он не будет оправдываться. Он только бессильно повторял:

«Я ничего не мог сделать».

«Неправда, ты все мог! – тихо сказал я. – Ты и самэто знаешь. Ты их предводитель, ты главный. Никто, кроме тебя, не знал и незнает истинных границ твоей власти. У них нет твоего разума, твоего понимания».

Он все еще смотрел в сторону, но мои слова тронули его. Онустало и обреченно вздохнул.

«Ты управлял ими. Они боялись тебя! – продолжаля. – Ты сумел бы остановить их, если б захотел, если б вышел за рамки,установленные тобою самим. Но ты не стал переступать через себя и своедрагоценное стремление к истине и покою! Я отлично понимаю тебя, потому чтовижу в тебе отражение самого себя!»

Он молча взглянул мне в глаза. Его лицо исказила невыносимаяболь, почти отчаяние. Он еле сдерживал себя и боялся этого чувства. А я ничегоне боялся. Потому что это моя боль сейчас мучила его, многократно усиленная егоспособностью сопереживать. Но я не сочувствовал ему. Мне было все равно.

«Да, я понимаю тебя слишком хорошо, – повториля. – Бездействие – вот настоящее зло, вот причина всех моих несчастий. Мояслабость, нежелание отвергнуть глупую, извращенную мораль и непомерноетщеславие! Именно из-за этого я и стал вампиром, хотя понимал, что этонеправильно. Из-за своей слабости я позволил сделать вампиром и Клодию и тожезнал, что это плохо. Стоял и смотрел, как она убивает Лестата, и чувствовал,что тем самым она делает шаг навстречу собственной гибели, но даже палец опалец не ударил, чтобы помешать ей. А Мадлен? Мадлен! Что я с ней сделал? Ведьи тогда знал, что этого нельзя допустить! И теперь с меня довольно! Не желаюбольше быть жалким, никчемным существом, вопреки своей воле прядущим нити зла,пока они не совьются в огромную прочную сеть и я сам, жертва собственнойглупости, не окажусь в ее плену! Я знаю, что надо делать, и хочу предупредитьтебя. Предупредить, потому что ты спас мне жизнь сегодня, вытащил меня измогилы; не возвращайся в свою келью и не приближайся к Театру вампиров!»

Я не стал дожидаться его ответа. Может быть, он и не хотелотвечать. Не знаю. Я ушел и ни разу не обернулся. Может быть, он шел за мной,но я ничего не хотел об этом знать. Мне было все равно.

Я отправился на Монмартр, на кладбище. Не знаю, почему явыбрал именно его. Может быть, потому, что это недалеко от бульвара Капуцинов.В то время Монмартр еще был окраиной, темной, тихой, спокойной. Блуждая впотемках между низенькими домиками и прилепившимися к ним огородами, я отыскалсебе жертву и поспешно, без удовольствия насытился. Потом отыскал могилу, гдемне предстояло провести следующий день. Я нашел подходящий, еще не успевшийсгнить гроб, выскреб из него полуистлевшие останки голыми руками и улегся вгрязную и мокрую постель, смердящую смертью. Не могу сказать, что там былоуютно, но именно этого я хотел. Запертый в темноте, вдали от людей и прочихдвуногих созданий, вдыхая запах сырой земли, я наконец смог отрешиться отпереполнявшей меня скорби.

Скоро я забылся тяжелым сном, и мучения кончились.

Но ненадолго. Проснулся я, когда холодное и тусклое зимнеесолнце уже зашло. Как это обычно бывает зимой, я почти сразу обрел способностьясно чувствовать. Вокруг в кромешной тьме сновали толпы живых тварей –постоянные обитатели гроба. Они разбежались во все стороны при моем воскрешениик жизни. Я неторопливо выбрался наружу под призрачный свет луны, с наслаждениемприкасаясь к холодной, гладкой мраморной плите, которая послужила мне убежищем.Блуждая среди могил, я обдумывал еще и еще раз свой план. Я ставил на картусобственную жизнь. Но надеялся выиграть и обрести свободу распоряжаться ею: небояться потерять ее и, если нужно, решиться отдать.

В одном огороде возле изгороди я заметил то, что смутно ужеприсутствовало в моих мыслях. Это была небольшая коса с острым, искривленнымлезвием, к нему прилипли прошлогодние травинки, засохшие, но все еще зеленые.Стоило мне протереть его, провести пальцами по потемневшему от времени инепогоды металлу, как мой план обрел ясность и завершенность. Прежде всего надонайти кучера с экипажем и нанять его на несколько дней. Мне не составило трудаотыскать подходящего возницу, соблазнив его щедрым авансом и обещаниемзаплатить еще больше. Я распорядился, чтобы в карету из нашего номера перенеслиящик с гробом и другие необходимые вещи. Потом последовало несколько долгих иутомительных часов: я притворялся, что пью вместе с кучером, болтал с ним осамых разных вещах и наконец договорился, что он за очень крупную суммуперевезет меня на рассвете из Парижа в Фонтенбло. Я сказал ему, что всю дорогубуду спать, потому что у меня хрупкое здоровье, и меня нельзя тревожить ни подкаким предлогом. Последнее условие было настолько существенным, что я пообещалвознице отдельную плату за его безукоризненное выполнение: он не должен дажеприкасаться к дверце кареты, пока я сам не выйду из нее.

Я убедился, что он согласен на мои условия и пьян настолько,что забыл обо всем, кроме предстоящей поездки в Фонтенбло. Мы медленно иосторожно отправились в путь и вскоре выехали на улицу, где находился Театрвампиров. Неподалеку от него мы остановились, но я остался внутри и подождал,пока начнет светать.