Кое-как, спотыкаясь на каждом шагу, я добрел до кают-компании и предъявил свое запястье Чайлду, о чем-то болтавшему с Селестиной.

Селестина опередила Чайлда, который собирался с мыслями:

– Значит, и тебя отметили. – И показала аналогичный предмет у себя под кожей.

Этот прямоугольник гармонировал и резонировал, не подберу других слов, со стенными панелями и функциональными выступами помещения.

– Эй, Ричард, ты меня слышишь?

– Прости. Чувствую себя немного странно…

– Все претензии к Чайлду. Это он во всем виноват, лживая крыса.

– Их легко извлечь. – Чайлд, похоже, нисколько не смутился и раскаиваться не собирался. – Мне показалось разумным имплантировать вам устройства, пока вы спите, чтобы не тратить впустую время бодрствования.

– Дело не только в хрени у меня под кожей, чем бы она ни была.

– Этот прибор позволит нам взбодриться, – объяснила Селестина, чей гнев улетучился.

У меня перед глазами все плыло, но я следил за тем, как меняется ее лицо, фиксировал, как движутся кости, мышцы и сухожилия под слоем кожи.

– Взбодриться? – глупо повторил я.

– Это… ну, своего рода шунт, – сказала она. – Такими, насколько я понимаю, пользуются ультра. Он удаляет из кровотока ядовитые отложения и впрыскивает в кровь полезные химикаты, чтобы вывести мозг из стандартного цикла бодрствования и сна. С таким шунтом можно не спать несколько недель без серьезных психологических проблем.

Я заставил себя улыбнуться, преодолев терзавшее ощущение неправильности движений.

– Вот-вот, именно это меня и тревожит.

– Меня тоже. – Она смерила Чайлда негодующим взором. – Терпеть не могу подобных выходок без моего ведома и разрешения, но, должна признать, прибор может пригодиться.

Шунт под кожей неприятно заерзал.

– Очевидно, Тринтиньян постарался?

– Считай, что тебе повезло: он не отрезал руки и ноги, пока вживлял шунт.

Чайлд поспешил вмешаться:

– Это я распорядился вживить вам приборы, Ричард. Если будет возможность отдохнуть, дремать они не помешают. Зато позволят сохранять бодрость, когда это потребуется.

– Есть еще кое-что… – Я искоса посмотрел на Селестину, пытаясь понять, испытывает ли она тоже странности восприятия. – С тех пор как проснулся, я вижу… э-э… мир по-другому. Формы являют себя в новом свете, что ли. Что ты со мной сделал, Чайлд?

– Ничего такого, чего нельзя исправить. Всего лишь одна инъекция…

Усилием воли я сумел сдержаться.

– Что за инъекция?

– Нейронные модификаторы. – Чайлд вскинул руку, предупреждая мое возмущение, и я разглядел такой же прямоугольник у него под кожей. – Ричард, твой мозг и без того переполнен демархистскими имплантатами и клеточными машинами, так что не стоит притворяться, будто я сотворил с тобою нечто, лишающее тебя человечности.

– Что за хрень он порет? – осведомилась Хирц, внимавшая Чайлду последние несколько секунд в дверном проеме. – Он про ту лабуду, которая со мною творится с тех самых пор, как я проснулась?

– Вполне возможно, – ответил я, радуясь, что не схожу с ума. – Дай попробую угадать: тебя преследуют математические формулы, а восприятие пространства обострилось?

– Если это так называется, то да. Всюду вижу фигуры и думаю, хорошо ли они смотрятся вместе… – Хирц повернулась к Чайлду. При всей своей миниатюрности она выглядела человеком, способным искалечить кого угодно. – Чего молчишь, ублюдок?

Чайлд отреагировал, как обычно, спокойно:

– Посредством кистевого шунта я ввел вам всем особые модификаторы. Они не осуществляют никаких радикальных нейронных преобразований, просто эффективно подавляют одни участки мозга и стимулируют другие. Если совсем грубо, они улучшают пространственное восприятие за счет подавления менее важных мозговых функций. Вы сейчас наблюдаете фрагменты тех когнитивных состояний, которые для Селестины совершенно рутинны.

Селестина хотела было возразить, но Чайлд жестом попросил ее помолчать.

– Всего лишь фрагменты, заметьте. Думаю, вы оба согласитесь, что с теми задачками, которые подбрасывает нам Шпиль, модификаторы должны обеспечить некоторое преимущество.

– То есть ты превратил нас всех в долбаных математиков?

– Ну, можно сказать и так.

– Ладно, пригодится, – заключила Хирц.

– Неужели?

– А то! Когда будем собирать тебя по кусочкам. – Она бросилась к Чайлду.

– Хирц, я…

– Стой! – велел я, перехватывая Хирц. – Он поступил неправильно, действуя без нашего ведома и согласия, но в нынешней ситуации прибор и вправду может быть полезен.

– Ты на чьей стороне, олух? – Хирц вырвалась, ее глаза метали молнии праведного негодования.

– Ни на чьей, – ответил я. – Мне просто хочется сделать все возможное, чтобы одолеть Шпиль.

Хирц ожгла Чайлда взглядом:

– Ладно, живи. Но если только попробуешь впихнуть в меня что-то еще…

Впрочем, было очевидно, что Хирц мыслит трезво и пришла к тем же выводам, что и я: учитывая природу загадок, которые подбрасывал нам Кровавый Шпиль, лучше смириться с модификаторами в мозгу и не требовать немедленно их удалить.

Но оставался один эффект, который продолжал меня беспокоить.

Я принял тот факт, что в меня подселили не пойми что, добровольно и осознанно – или эти модификаторы каким-то образом повлияли, хотя бы частично, на мое решение?

Понятия не имею.

Разберемся позже, когда сделаем дело.

– Три часа! – воскликнул довольный Чайлд. – В прошлый раз дорога сюда заняла у нас девятнадцать часов. Ну разве не замечательно?

– Ага, – ядовито процедила Хирц. – С подсказками и младенец бы справился.

Мы стояли перед дверью, у которой Селестина допустила ошибку. Моя бывшая жена нажала правильный топологический символ, и дверь откатилась в сторону, пропуская нас в помещение, которое мы не успели изучить раньше. Дальше нас ожидали очередные головоломные вызовы, а не задачи, аналогичные тем, которые были успешно решены на пути сюда. Похоже, Шпиль настойчиво пытался изучить пределы нашего понимания, а не просто предлагал новые варианты некоего базового шаблона.

Короче, хотел не согнуть, а сломать.

Все чаще и чаще я думал о Шпиле как о разумном существе – терпеливом, любознательном и, когда у него возникает такое настроение, изобретательно, крайне изобретательно жестоком.

– Что там? – спросил Форкерей.

Хирц вертела головой, разглядывая помещение.

– Да очередная загадка, чтоб мне сдохнуть.