Преследовать Сквозняка с ручной гранатой-самоделкой можнобесконечно. А пистолет будто сам попросился в руки.

Краешком сознания он вдруг понял, что вовсе не из-заразумной осторожности оттягивал развязку, уговаривал самого себя, будтопистолет покупать опасно. Он знал: как только окажется в его руках удобное,легкое оружие, он сразу убьет Сквозняка. Кто бы ни был рядом, он выстрелит и непромахнется.

На этом кончится погоня, которая длится уже третий год истала для Володи единственным смыслом жизни.

Погоня кончится, главное зло будет наказано. А что дальше?Конечно, зла в мире останется очень много, хватит на Володин век, до глубокойстарости. Однако он поклялся на могилах мамы, папы и бабушки: как толькоСквозняк будет убит, Володя уничтожит все смертоносное, что накопилось в егодоме за это время. Покуда есть под рукой отличные взрывные устройства,маленькие хитрые ручные гранаты, удержаться невозможно. И вот теперь последнееслово, логичное и единственно верное, должен сказать пистолет.

Но что дальше?

Володя сидел на лавочке перед желтой, со стеклянным куполомгромадиной миусского Дома пионеров. На фоне ясного июньского рассвета мрачночернели фигуры скульптурной группы, изображающей героев писателя Фадеева. Содной стороны – толстоногие решительные молодогвардейцы, с другой – тяжелыекони и всадники из повести «Разгром». А неподалеку, за старыми деревьями,виднелась красивая чугунная ограда роддома имени бездетной Надежды Крупской. Вэтом роддоме Володя родился. Здесь, на Миусах, он вырос. Именно отсюда переехална окраину после того, как погибла его семья.

С четвертого по седьмой класс он ходил в Дом пионеров, вкружок «Юный химик». Бабушка рассказывала, что на месте желтого помпезногосооружения был храм Александра Невского, один из красивейших в Москве. Егодолго не могли взорвать. Храм трижды поднимался в воздух и опускался на землю –целехонек. Вокруг плакали верующие старушки. Почти неделю стоял тихий вой. Игрохотали ночами взрывы.

Конечно, инженерная мысль победила. Храм взорвали частями,сровняли с землей и выстроили Дом пионеров. А позже какой-то шальной скульпторпридумал водрузить на широкой площадке перед входом пугающую композицию, черныхпризраков. Володя вдруг поймал себя на том, что и эти отвратительные скульптурыхочет взорвать. Они тоже проявление зла и бездарности. Каждый день на нихсмотрят дети, и что-то нехорошее оседает в их душах.

– Так нельзя, – прошептал он самому себе, – тебя поймают, тыпопадешь в тюрьму и там погибнешь. От этого не станет в мире меньше зла. Такнельзя.

Он заметил, что беседует с тишиной, с ранним ясным утром.Почему-то вдруг навалилась страшная, тошная тоска. Он один на свете, и никто незаплачет, если завтра его схватят и посадят в тюрьму. Никто не скажет спасибоза долгие бессонные ночи, за бесконечную слежку, за исполненные справедливыеприговоры, за выстраданный, точный выстрел, который непременно прозвучит – днемли, вечером, не важно. Сквозняку от этой пули не уйти. Но спасибо никто нескажет, даже милая круглолицая блондинка, так похожая на Володину бабушку вмолодости.

Солнце вставало, стеклянный купол Дома пионеров жарковспыхнул и погас в рассветном луче. Маленький, русоволосый человек в ковбойкесидел на лавочке в пустом сквере, сгорбившись, низко опустив голову. Ему былозябко после бессонной ночи. На коленях лежала спортивная сумка, а в ней –пистолет. Черные пустые глаза скульптур глядели на него тупо и решительно.

* * *

– А вы случайно не Курбатов? – спросил Антона детский голос.

– Да, я Курбатов.

– Скажите, чем торговала ваша фирма? Ребенок говорил оченьтихо, Антону показалось, трубка прикрыта ладошкой. Он удивился вопросу.

– А почему тебя это интересует?

– Вы сначала скажите, только правду. А потом я объясню.

– Ну ты представься хотя бы, – Антон улыбнулся в трубку, – яведь даже не знаю, мальчик ты или девочка, сколько тебе лет.

– Я девочка. Соня. Мне десять лет. Так чем торговала вашафирма?

– Очень приятно. Соня. Меня зовут Антон. Наша фирмазанималась посреднической деятельностью. Ты знаешь, что это такое?

– Конечно, знаю. И в чем именно вы посредничали?

– В покупке недвижимости за границей.

– Это правда? Или вы врете?

– Зачем мне врать?

– Ну, мало ли? Вдруг вы на самом деле торговали оружием илиживым товаром?

– Нет, ничем таким мы не торговали. Только домами в Чехии.

«Странная девочка… Ну и детки пошли, – подумал Антон, –смотрят боевики по телевизору и по видео, а потом в них играют».

– Прости, пожалуйста, ты не могла бы позвать Веру ктелефону? – осторожно спросил он странную девочку.

– Она спит. Но я ее сейчас разбужу.

– Спасибо.

Ждать пришлось довольно долго. Видно, Вера спала крепко,хотя было уже почти двенадцать.

– Да, я слушаю, – раздался наконец сонный голос в трубке.

– Доброе утро. Вера. Вы простите меня за назойливость, –начал Антон, – я просто хочу вам напомнить… Вы не искали факс?

– Это вы меня простите. Пока не искала, руки не дошли. Но ямогу посмотреть прямо сейчас. А вы перезвоните минут через двадцать.

– Может, я у телефона подожду?

– Как хотите. Честно говоря, не знаю, сколько на это уйдетвремени.

Однако времени ушло совсем немного. Пару дней назад Вераразбиралась в ящиках своего стола. Все нужное она разложила по папкам, и в этихпапках того факса быть не могло. И смотреть нечего. Она уже подумала, чтовыкинула важную для Курбатова бумажку, ей стало неудобно, но тут заметила белыйуголок, торчавший из-под маленького струйного принтера.

Столешница была покрыта стеклом. Под стекло Вера клалафотографии школьные, университетские, мамины в детстве и в юности, в общем, те,на которые хочется часто смотреть. Туда же, под стекло, иногда засовывалалисточки с важными телефонами, чтоб не потерять. Почему-то именно под стеклопопал многострадальный факс с текстом, написанным от руки. Наверное, это вышломашинально. А сверху стоял принтер, и Вера раньше этот листочек не замечала,забыла о нем.

– Вы слушаете?

– Да.

– Я нашла. Кажется, это именно тот факс. Написано по-чешски,от руки. Хотите, я ва прочитаю по телефону? Здесь всего несколько слов. Простоадрес и что-то непонятное. Брунгильда какая-то…