Первые ряды бунтовщиков добрались до рва и принялись забрасывать его фашинами поверх обломков стены. Столпившись за проломами, враги радостно орали, почуяв победу. Очень быстро они сделали себе вполне пригодные проходы через ров и уже были готовы ринуться на штурм. А тогда, как бы хорошо ни сражались гвардейцы, дело решит подавляющее численное преимущество. Катон повернулся, чтобы окликнуть командира последнего резерва:

— Центурион Пульхр! Пульхр!

Коренастый командир поглядел на него.

— Командир?

— Бери своих и уходи ко второй стене. Держите ворота открытыми для остальных.

Радостные и презрительные вопли бунтовщиков слились в оглушительный рев, и Пульхр приложил руку к уху, а затем обескураженно покачал головой.

— Черт, — пробормотал Катон. Вдохнув поглубже, приложил руки ко рту.

— Я сказал, отводи своих ко второй стене!

На этот раз Пульхр услышал приказ и кивнул. Повернулся и передал его своим воинам.

— Отходим! — крикнул кто-то еще, и Катон мгновенно повернул голову к обрушенной стене. Центурион Муса поднял меч и махнул им назад.

— Отходим! — снова крикнул он.

— Нет! — заорал Катон, но шум был такой, что его не услышали. Звали на помощь, выкрикивали приказы, кричали друг другу, подбадривая товарищей. Гвардейцы третьей центурии развернулись спинами к противнику, пробираясь по обломкам стены, и врезались в первых воинов центурии Макрона, которые пришли на помощь к ним, тем, кто должен был оборонять проломы.

Оборона разваливалась на глазах у Катона. Надо было что-то делать, пока бунтовщики не ринулись вперед через засыпанный ров и не обрушились на дезорганизованных гвардейцев. Он повернулся к стоящим на башне.

— Спускаемся! Отходим ко второй стене.

Глянув через стену, он увидел, что противник не пытается атаковать стену справа от башни. И повернулся к одному из оставшихся с ним.

— Беги к Петиллию и Порцину, скажи, что я приказал строиться на полпути между первой и второй стенами. Живо!

Приказав горнисту следовать за ним, Катон спрыгнул на лестницу и начал спускаться по две перекладины за раз, а затем спрыгнул, когда до земли осталась пара футов. И побежал к ближайшему пролому, от которого отходила центурия Мусы, по открытому месту ко второй стене. Было уже поздно пытаться остановить их, и Катон решил, что будет лучше иметь побольше людей на второй линии обороны, чтобы они были готовы встретить тех, кто выживет после первого штурма проломов. Центурион Муса продолжал выкрикивать приказ к отступлению, когда Катон схватил его за плечо и резко развернул к себе лицом.

— Какого черта ты делаешь, дурак?

— Командир? — ошеломленно спросил Муса. — Ты дал приказ отходить…

— Это был приказ Пульхру.

Катон махнул рукой в сторону тех, которые все еще спускались по обломкам стены.

— Верни их к пролому.

Муса показал на тех, кто уже отходил ко второй стене.

— А что с остальными?

— Уже поздно. Выводи вперед других, пока нас всех не прибили!

Катон толкнул его в сторону обвалившейся стены.

— Удерживать пролом.

Муса пришел в чувство и кивнул. Быстро пошел к пролому, приказывая своим гвардейцам идти за ним. Катон побежал дальше и увидел, как Макрон строит свою половину центурии.

— Ты держишь центр. Так долго, как сможешь. Нам надо выиграть время, чтобы восстановить порядок. Услышишь сигнал, отходите назад, к Петиллию, вместе с остальными. Как только вся когорта соберется, отходим за вторую стену. Понял?

— Да, командир. Да хранят нас боги.

Катон кивнул и вместе с горнистом побежал к последнему пролому, там, где вокруг штандарта собрались выжившие гвардейцы второй центурии, человек пятьдесят. С ними был Крист, покрытый пылью настолько, что его едва можно было узнать.

— Где центурион Секунд?

Крист показал на обрушившуюся стену.

— Погиб, командир. Завалило там.

— Где опцион?

— Тоже пропал, командир.

— Да чтоб тебя… — тихо пробормотал Катон. Центурии нужен командир. Крист слишком ошарашен, чтобы взять на себя эту роль. И Катон протянул руку к штандарту центурии. — Давай сюда. И найди себе оружие.

Крепко ухватив штандарт, Катон поднял его, так высоко, как только мог, и встал перед гвардейцами второй центурии.

— За мной!

Они двинулись вверх по склону, осторожно пробираясь по рыхлой земле и шатающимся камням. Впереди виднелся неровный край обвалившейся стены, а за ней Катон увидел острия вражеских копий и мечей. Продолжая пробираться по обломкам стены, он увидел плюмажи римских шлемов, по всей видимости, снятых с убитых. А затем и самих бунтовщиков, море орущих воинов, потрясающих оружием в ожидании, когда в ров кинут оставшиеся фашины. Они закричали еще громче, увидев забирающихся на руины стены гвардейцев, которые выстроились в две шеренги поперек пролома.

Катон занял место в середине строя, повыше, и покрепче воткнул острие древка штандарта. А затем обнажил меч.

— Щиты к бою!

Гвардейцы выставили вперед левые руки со щитами и сомкнули строй в непроницаемую стену, а затем опустили копья на уровень глаз, готовые бить. Из гущи вражеского войска вылетел камень и стукнул по щиту гвардейца прямо перед Катоном. Потом еще и еще. Катон понял, что штандарт делает его самой очевидной целью для противника. И слегка присел. Не настолько, чтобы поступиться честью командира, но так, чтобы большая часть его лица была прикрыта щитами гвардейцев. Но им не пришлось долго выдерживать обстрел. Протрубил горн, и бунтовщики с оглушительным ревом ринулись вперед. Они рекой текли по мосту из фашин и плотной массой врезались в римлян. К счастью, неровная поверхность под ногами не дала им разогнаться, и они атаковали гвардейцев неорганизованно.

— Держаться, парни! — сказал Катон настолько спокойно, насколько мог. — За Рим и императора!

Воздух наполнил звон оружия и стук ударов по щитам. Гвардейцы стояли выше нападающих, у них были длинные копья и доспехи со шлемами в отличие от большинства противников, бывших селянами и рабами до того, как восстание сделало их хоть какими-то воинами. Но они сражались с той же отчаянной отвагой, что и их предки, две сотни лет сопротивлявшиеся римскому владычеству. Однако отвага не делает человека неуязвимым, и они гибли от ударов копий хорошо обученных и дисциплинированных гвардейцев. Перед строем римлян образовалась груда тел, многие еще были живы, но их топтали идущие в атаку товарищи. Бунтовщики били по остриям копий, пытались схватить оружие за древко и вырвать из рук римлян, а сзади напирали следующие ряды. Завязался ожесточенный ближний бой.

— Первый ряд, копья убрать! — проревел Катон. — Мечи к бою!