Стоящие в первом ряду гвардейцы быстро отдали копья воинам второго ряда, не убирая щитов, и выхватили короткие мечи. Это оружие лучше подходило для ближнего боя, и они стали рубить и колоть сплошную массу бунтовщиков, стоящую вплотную к ним. Увернуться от меча в такой тесноте было невозможно, и бунтовщики десятками падали перед щитами римлян. Но напор возымел свое действие, и они стали понемногу теснить гвардейцев дюйм за дюймом.

Поглядев вправо, Катон увидел, что Макрон и Муса тоже крепко держат оборону. В сотне шагов позади первой стены центурии Петиллия и Порцина все еще строились в линию между утесом и ущельем. Позади них Пульхр отводил своих воинов ко второй стене. Катон понимал, что им нужно удержать пролом еще совсем немного. Если они дрогнут сейчас, враги вырвутся на свободное место у рудника и смогут зайти Макрону и Мусе с тыла. Больше отступать нельзя. Надо как-то укрепить решимость гвардейцев второй центурии. Положиться можно лишь на одно, понял Катон. Единственный способ воодушевить воинов — стоять насмерть. Подняв меч, он прижал древко штандарта к плечу, вытащил его из обломков и земли, а затем протиснулся в первый ряд. Оказавшийся напротив противник бросился на него, горя желанием заслужить славу, захватив священный штандарт гвардейцев, врученный им самим императором.

Катон вскинул меч и с силой рубанул ему по голове, отрубив ухо и врубившись в челюсть. Мгновенно выдернул его и ткнул острием в горло другому, кинувшемуся на него с топором. И крикнул срывающимся от напряжения голосом:

— Гвардейцы! Ко мне! Защищаем штандарт!

Воины второй центурии уперлись ногами в камни и землю, опершись на изрубленные и залитые кровью щиты, и продолжали рубить и колоть врагов. С обеих сторон воины бились с яростью отчаяния и жаждой славы, стараясь завоевать место вокруг римского штандарта. Катон, которому сильно мешала повязка на глазу, вертел головой влево и вправо, чтобы его не ударили в слепую зону. Его меч не останавливался, устремляясь к любому противнику, оказавшемуся в пределах его досягаемости. Иногда он промахивался, иногда наносил легкие раны, а иногда и сразу выводил врага из строя, отчего тот падал на месте или, шатаясь, отступал. И тут сквозь плотные ряды пробился могучий воин с длинным мечом для конного боя в руке. Подняв клинок над головой, он нанес мощный удар по диагонали. Катон инстинктивно поднял меч, чтобы отбить удар, но вес оружия противника и сила удара были таковы, что руку Катона снесло вниз, и он успел лишь развернуть кисть, переводя удар противника вскользь. С громким скрежетом скользнув по лезвию меча Катона, вражеское лезвие ударило в гарду, и меч вылетел из руки префекта.

Враг издал торжествующий рев и схватился за деревянное древко штандарта свободной рукой. Лишенный оружия Катон отчаянно вцепился в штандарт обеими руками. Мгновение они боролись, а затем Катон отпустил правую руку и выдернул из-за пояса кинжал. Резанул противнику по пальцам, прорезав плоть и врезавшись в кость. Взмахнул небольшим лезвием и глубоко вонзил его в предплечье врагу. Взвыв от боли и ярости, бунтовщик отпустил штандарт, отдергивая руку, и тем самым вырвал кинжал из руки Катона. Удержав равновесие, противник снова поднял меч, чтобы нанести удар. Его глаза кровожадно загорелись в предвкушении удара по безоружному римскому командиру.

Но Катон крепко ухватил штандарт обеими руками и резко ударил нижним концом бунтовщику в пах. У того отвисла челюсть, он застонал, и меч задрожал в его руке. Катон же отвел древко штандарта назад и ударил острием нижнего конца противнику в ключицу. Тот потерял равновесие и упал навзничь, увлекая за собой с полдесятка своих товарищей. Прежде чем Катон успел сделать что-то еще, Крист и один из гвардейцев стали по обе стороны от него и сомкнули щиты, защищая штандарт. Катон поднял его и покачал из стороны в сторону. Римляне не отступали, презрительно крича на врагов. Мгновение — будто по общему безмолвному согласию бой остановился, и бунтовщики отступили. Воины по обе стороны тяжело дышали, настороженно глядя друг на друга и ожидая продолжения боя.

Глянув через плечо, Катон увидел, что Пульхр и его гвардейцы дошли до второй стены и начали строиться у ворот. Ближе центурии Петиллия и Порцина удерживали позиции. Гвардейцы под командованием Макрона на развалинах стены тоже стояли прочно, а вот дальше центурия Мусы понемногу отступала, и была угроза того, что враги в любой момент обойдут ее с флангов. Пора отходить, решил Катон. Прежде чем обороняющихся у стены сомнут и порубят в куски.

— Труби отступление. — сказал он через плечо горнисту.

Гвардеец поднес к губам сверкающий в лучах солнца горн и попытался трубить. Звук получился слабый. Попытался еще раз с тем же результатом.

— Во имя богов, сплюнь, парень! — рявкнул Катон. — Сплюнь!

Гвардеец кивнул, прокашлялся, сплюнул в сторону и снова подул в горн. На этот раз сигнал прозвучал громко и отчетливо. Трижды повторив его, сигнальщик опустил горн.

Сделав глубокий вдох, Катон прокричал сквозь оглушительный шум боя:

— Вторая центурия! Выходим из боя! Отступаем за штандартом!

Гвардейцы начали пятиться, не нарушая боевой строй и оставляя между собой и противником гору тел убитых и умирающих. Римляне уже отступили до середины склона, когда в рядах бунтовщиков кто-то закричал. Крик подхватили другие, и он превратился в рев. Бунтовщики двинулись вперед, перебираясь через тела убитых, чтобы продолжить бой, и остановились лишь затем, чтобы добить нескольких римлян, слишком тяжело раненных, чтобы отступать. «Им уже ничем не поможешь, — с горечью подумал Катон, глядя на смерть своих воинов. — Ничем, только клятвой отомстить за них, если будет возможность». Остаток центурии, не более сорока гвардейцев, оказался на ровном месте, и воины быстро сомкнули фланги, выстраиваясь плотным каре вокруг штандарта и выставляя щиты во все стороны. Дальше вдоль стены Макрон и Муса сделали то же самое, и их центурии образовали общее каре. К ним устремилась и вторая половина центурии Макрона, те, кто до этого стоял на правой стороне стены. Теперь им пришлось бежать, чтобы присоединиться к остальным. Командиры громко отсчитывали ритм, и два каре медленно отступали ко второй стене. Бунтовщики облепили остатки первой стены, торжествуя и радостно крича, презрительно улюлюкая вслед римлянам, так, будто уже добились великой победы.

Катон прикинул расстояние между его гвардейцами и большим каре. Шагов сорок, не больше. Вместе у них будет больше шансов, чем порознь, решил он.

— По команде разойтись и бегом к другому каре, — приказал он.

Катон снова поглядел на бунтовщиков. Похоже, они не слишком стремились преследовать римлян. Несомненно, большие потери в сражении за проломы подорвали их боевой дух.

— Разойдись!

Гвардейцы мгновенно развернулись и побежали к соседнему каре. Катон положил древко штандарта на плечо, чтобы оно не очень мешало, и тоже побежал со всех ног.

Враги сразу же прореагировали, встретив внезапное бегство римлян оглушительным улюлюканьем. Несколько человек выскочили вперед и стали призывать остальных пуститься в погоню. Потом их стало больше, а затем все войско бунтовщиков, будто подталкиваемое невидимой гигантской рукой, хлынуло вперед.