– Это Толмачев, – сказал Родион небрежно-барственнымтоном. – Михал Михалыч, вы бы проверили в двести тридцатом – вдруг этисвиристелки телевизор не выключили, вечно с ними хлопоты…

– Будет сделано! – браво отрапортовал вахтер. Точно,отставник.

Положил трубку и засеменил на второй этаж. Не теряя времени,Родион повесил свою, быстро пошел ко входу Высокая стеклянная дверь вметаллической раме была лишена столь необходимого в Шантарске украшения, какзамок – отчасти из-за ненормированного рабочего дня господ коммерсантов,отчасти из-за вышеупомянутого соседства милиции.

Распахнулась она бесшумно. Столь же тихо затворив ее засобой, Родион на цыпочках пробежал в коридорчик направо, ко второй лестничнойклетке. Оказавшись меж первым и вторым этажом, прислушался. Полное безмолвие.Вахтер, конечно, ни на йоту не поверил скороспелой байке насчет невыключенноготелевизора, зато не сомневался, что звонил подлинный Толмачев. Родионупрекрасно было известно, что Толмачев, подобно всем прочим владельцам офисов,регулярно платит вахтерам вторую нелегальную и неучтенную зарплатку, чтобыничему не удивлялись и рот держали на запоре. Сведениями этими (и кое-чем еще)без особого удивления снабдил душевный человек Эдуард Петрович. Скорее всего,вахтер подумает, что мимо его поста снова должны пройти телефонные девочки,которых ему приличия ради наблюдать не полагается…

Все коридоры были ярко освещены, Родион бесшумно шагал поним, чувствуя себя персонажем фантастического рассказа о вымершей Земле.Показалось на миг, что это продолжается Белоснежный Кошмар – и тело прошибланеприятная судорога. Вообще, что-то с ним происходило – движения былиубыстренными, пусть и не суетливыми, кожа казалась необычно горячей, время отвремени без нужды поглядывал по сторонам, быстро, по-птичьи вертя головой.Однажды померещилось, будто за угол моментально втянулась смутнаяполупрозрачная тень. Это ничуть не испугало, но проходя мимо, он все жезаглянул за тот угол скрупулезности ради – и ничего такого не узрел. Отярко-мертвенного света слегка резало глаза, затылок время от времени окатываложаркой волной…

Вот и нужная дверь. Родион прислушался, приблизив ухо кзамочной скважине. Изнутри не доносилось ни звука. Дверь прилегала плотно ибыла старательно обита изнутри звуконепроницаемым покрытием, так что ничегоудивительного. Деловые люди обо всем позаботились. Но они сейчас там, никакихсомнений. Родион сам видел, как машина Толмачева свернула на задний двор, кчерному ходу…

Проверив пистолет, сунул его за пояс. Достал плоский ключик,примерился, держа его двумя пальцами, вспоминая, где расположен выключатель.Мысленно прорепетировал всю последовательность действий.

Приставив ключик к скважине, уверенным толчком вогнал его доупора, повернул дважды по часовой стрелке, одним прыжком ворвался во мрак,прянул влево, протянул руку и, уже смутно различая в падавшем с заднего дворасвете бело-лилового фонаря внутренность комнаты, нажал выключатель, заранеекрепко зажмурившись.

Посчитав про себя до трех, открыл глаза. Для него переход отмрака к яркому свету прошел совершенно безболезненно. Гораздо хуже пришлосьдвум голым личностям, застигнутым на диване в интересной позиции – ничегоэкстраординарного, впрочем, далеко не шедевр из «Камасутры»…

Оба повернули головы, так и не отклеившись друг от друга,заморгали глазами, как ослепленные лучом прожектора совы. Им следовало быпосочувствовать – живое воплощение растерянности и полного ошеломления, ноРодион, ухмыльнувшись, старательно запер за собой дверь, отошел к столу и,опустившись в кресло, сказал совершенно будничным, как и было задумано, даже чутьскучающим тоном:

– Мужик, ты бы с нее слез, в конце-то концов…

Оглядел комнату. Крохотный Эдем, затерянный в недрах сугубоконторского здания: пестренькие, приятные для глаза обои, знакомый пофотографии вишневый мини-диван, еще один, широченный, идеально приспособленныйдля любых экспериментов на просторе, телевизор, холодильник, на столе бутылки,конфеты, фрукты…

Толмачев опомнился – и сначала, джентльмен сраный, накинулподнятую с ковра простыню на съежившуюся Лику, а уж потом прикрылся сложеннойковшиком ладонью. Выпрямился, непроизвольно сделал шаг к сложенной на креслеодежде…

– Стоять, козел!

Родион с несказанным наслаждением взял его на прицел. «ТТ» сглушителем выглядел крайне убедительно. Субъект, наградивший его развесистымирогами, даже не пытался дергаться, успел просчитать ситуацию и оценить изрядноерасстояние, отделявшее его от обладателя пистолета…

– Сядь, – сказал Родион все так же лениво. –Присядем же и побеседуем, как выражался господин кардинал… Значит, здесь итрахаетесь согласно четкому расписанию? Есть один забавный анекдот: муж, сталобыть, вернулся из командировки…

– Я же тебе говорила… – вскрикнула Лика, глядя на своегонезадачливого партнера с порадовавшим Родиона отчаянием.

– Да? – с любопытством спросил Родион. – А позвольузнать, что ты ему такое говорила? Что муженек умом подвинулся?

– Вот именно, – отрезала она с прежним почтисамообладанием, подобрала ноги, закуталась в простыню.

– Лика… – укоризненно процедил любовничек.

Судя по плавным, замедленным движениям и осторожному тону,он, в отличие от разозленной подруги, прекрасно сознавал опасность, которой обаподвергались. Вряд ли он был трусом – просто серьезно относился к направленномуна него оружию.

– Вот он у тебя умный, – сказал Родион. – А тыдура. Будь любезна, объясни, где это в моих действиях прослеживается патология?Разве что в том, что не спешу я вас согласно традиции стулом отколошматить…Посмотрим. Как себя будете вести.

– Послушайте, – начал Толмачев, присевший рядом сЛикой. – Давайте поговорим, как разумные люди…

– Интересно! – удивился Родион. – А я чем,по-вашему, занимаюсь? Застукал женушку со стебарем – и, вместо того, чтобы битьобоим морду лица, веду учтивые разговоры…

– Бывшую женушку, – отрезала Лика.

– Увы, не с точки зрения закона, – сказал он сухмылкой. – Это у вас что? – налил себе в чистый бокал белого вина,неторопливо отпил пару глотков и развел руками: – Вам не предлагаю, вы сейчасвроде как под арестом, так что никакой роскоши не полагается, уж не взыщите…

Глаза у нее потемнели от ярости. Но промолчала. Кавалерсидел не шевелясь и, судя по глазам, что-то лихорадочно прикидывал в уме. Искалвыход, конечно, и, дураку ясно, не мог найти. Окинув его непредвзятым взором,Родион вынужден был признать, что слегка проигрывает в росте и стати, но непредстает, конечно, полным ничтожеством. В общем, ничего особенного – пребываяпод дулом пистолета, да еще голышом, суперменом не будешь выглядеть, хоть тытресни…

– Послушайте, – опять завел Толмачев. – Уберитеэту штуку и поговорим…

– Обойдешься.