— Уинтер? — потребовал я признания, шлепнув членом по ее фарфоровой щеке, чтобы она сосредоточилась.

— Я слышу, — выдохнула она, поднимая на меня глаза.

— Но слушаешь ли ты? — надавил я.

Она тяжело сглотнула.

— Нет ничего, чем ты могла бы оправдать свое отдаление от меня. Ничего. Скажи, что ты кого-то трахнула, — ты подпишешь ему смертный приговор, но ты не лжешь мне об этом. Скажи, что ты кого-то убила, — и я заставлю гребаное тело исчезнуть. Никогда не пытайся снова сказать, что не любишь меня, потому что я никогда, блядь, тебе не поверю. Наши души — это две веревки, которые не развязать. Уже слишком поздно, Уинтер.

По щеке Уинтер скатилась слеза, ее глаза были беззащитны и полны эмоций. Я помог ей подняться на ноги и требовательно поцеловал, переплетая наши языки. Ее трясло.

— Ты поняла? — я приподнял ее подбородок.

Она отвела от меня взгляд и упрямо уставилась на мою грудь.

— Ашер. Мы не можем. Это ничего не меняет.

Черт побери.

Похоже, Уинтер решила выстоять и усложнить себе жизнь.

Я собирался провести остаток ночи, трахая маленькую нахалку, пока она не усвоит урок, но не здесь, где ей было холодно.

— Неправильно. — Я присел и схватил ее, перекинув через плечо.

Уинтер заколотила мне по спине. Я открыл дверь и протиснулся внутрь. Как только я опустил ее, она бросилась к выходу. Я запер дверь, пока она пыталась выхватить у меня ключ. Он был крошечным. У меня был еще один на связке ключей от мотоцикла, не то чтобы она знала об этом. Я наклонился и бросил его в щель в половице, погрузив в темноту.

Глаза Уинтер расширились.

— Ты сумасшедший! Зачем ты это сделал? Я не могу остаться здесь с тобой.

— Можешь и останешься.

— Ашер! — закричала она.

— Кричи, сколько хочешь. Никто тебя не услышит. Никто не придет спасать тебя от меня, Уинтер, так что лучше смирись с этим сейчас.

— Ты идиот! Что с тобой не так?

Уинтер толкнула меня в грудь, и я воспользовался возможностью стащить с нее толстую куртку и отбросить в сторону. Она попятилась.

— Сними остальное, или я сделаю это за тебя, и я не буду нежен.

— Ты не посмеешь, — сказала она дрожащим голосом.

Я двинулся к ней. Она повернулась и попыталась убежать от меня. Мы сцепились, я сорвал с нее ботинки и сдернул юбку с порванными колготками. Уинтер пиналась и царапалась изо всех сил. Оказавшись в одних трусиках, она оставила глубокую царапину на моей щеке и закричала так, будто это у нее потекла кровь.

— Твое лицо! — воскликнула она.

Воспользовавшись тем, что она отвлеклась, я снял с нее трусики и сорвал футболку через голову. Она осталась только в лифчике. Но не это привлекло мое внимание.

На ее шее висела изящная цепочка, поблескивая в свете камина.

На цепочке что-то было. Уинтер застыла, когда мой взгляд зацепился за это.

Я протянул руку, и она попыталась вывернуться, но замерла под моим убийственным взглядом.

Ее поймали. С ложью было покончено.

Кольцо с узлом грейпвайн висело на серебряной цепочке, достаточно длинной, чтобы касаться ее сердца.

Защищенное и оберегаемое, лелеемое под ее одеждой.

Уинтер всхлипнула, а я поднял кольцо.

— Не потрудишься объяснить?

Она покачала головой, по ее лицу потекли слезы. Я смахнул их с одной щеки, потом с другой.

Затем я поцеловал ее. Я чертовски скучал по ней и не мог оставаться в стороне ни на минуту дольше. Мне нужно было вернуться домой.

Я толкнул ее спиной на диван, и она раздвинула ноги, освобождая мне место в колыбели ее бедер.

Мой рот не отрывался от ее. Я толкнулся внутрь ее киски. Она была влажной, готовой для меня. После трех толчков я полностью вошел в нее и остановился. Уинтер все еще плакала, и это разбивало мне сердце.

— Ты расскажешь мне, что происходит.

Она покачала головой, упрямая до чертиков. Я вышел и плавно скользнул обратно.

Она выгнула спину от этого движения.

— Ты расскажешь мне всё, — потребовал я, трахая ее уже настойчиво.

Розовый цвет распространился по ее лицу и спустился к соскам. Уинтер выгнулась, встречая мои толчки, ее лицо было мокрым от слез.

Она снова покачала головой, и я хмыкнул.

— Да, расскажешь. Ты доверишься мне и во всем признаешься. Мы не уйдем отсюда, пока ты этого не сделаешь.

Уинтер снова всхлипнула, и я поцеловал ее, проглотив звук, который ненавидел больше всего. Звук ее боли. Моя рука опустилась на ее шею, и она прижалась к ней. Умоляя меня усилить хватку. Когда я не сделал этого, Уинтер взяла мою руку и поднесла к своей щеке. Внезапно она подняла обе наши ладони и опустила их себе на лицо, шлепнув себя моей рукой.

— Какого хрена? — зарычал я, оставаясь погруженным в эту сложную, любимую женщину.

— Все в порядке… сделай мне больно. Я заслужила это, — прошептала она, ее голубые глаза были широко распахнуты и выдавали ее разбитое сердце.

— Нет, Ваше Величество, ты не заслужила. Я не обижаю женщин, которых люблю, и теперь это касается и тебя. — Вместо этого я поцеловал ее, трахая медленными, томными движениями.

Уинтер вскрикнула. Она кончила, но это был только первый раз за сегодняшний вечер. Если я не могу страхом вытянуть из Уинтер правду, я выебу ее из нее. Удовольствие важнее боли. У меня было ощущение, что Уинтер более терпима к последнему и менее опытна в первом.

Она задрожала, ее рот застыл в гримасе удовольствия. Я приподнялся и посадил ее к себе на колени, мой член все еще был твердым и оставался в ней. Обхватив ладонями ее лицо, я медленно целовал ее, пока ее тело не перестало чувствительно пульсировать вокруг меня. Затем опустил руку между нами и погладил клитор.

— Тебе нужно рассказать мне все, с самого начала... или смириться с тем, что будешь жить здесь до конца своих дней, — сказал я ей в губы.

— Это опасно. Я не хочу подвергать тебя опасности, — снова прошептала она, позволяя мне заглянуть немного глубже в запертую шкатулку ее секретов. Значит, моя интуиция была верной. Она думала, что защищает меня. Меня, парня, который всегда только защищал других людей.

— Я опасен для себя, когда ты меня игнорируешь, Снежная королева. Единственный человек, который может навредить мне, — это ты.

Уинтер вздрогнула и инстинктивно оседлала меня. Она была скользкой и мокрой от нас обоих, и ощущение того, как она поднимается и опускается на моих