говорят ученые. Приступ "ярости" — пишет Монах из Сен-Дени. Приступ "неистовства" — считает Жувенель дез Юрсен. Король "лишился рассудка" (Монах из Сен-Дени), "сбился с пути", "безумие или отчаяние" (Хроника первых четырех Валуа). "Его разум затрепетал, а кровь смешалась" (Фруассар). "Его мозг перевернулся" (Итальянец из Авиньона). У каждого нашлись свои слова для описания припадка, но, учитывая крики больного короля: "Они хотят предать меня врагам!" "Меня предали" (Итальянец из Авиньона), все были единодушны в отношении содержания маниакального бреда: Карл видел себя окруженным врагами, которые хотят его убить. Он нападал, чтобы защититься. Он наносит удары и убивал.

Более или менее подробные и подвергнутые цензуре по причине почтения, которым подданные обязаны королю, рассказы говорят одно и то же: Карл выхватив меч, скакал от одного спутника к другому, нанося удары, в течение часа, пока конь, измученный и покрытый потом, не встал. Тогда короля окружили, обезоружили, стащили с седла и уложили на землю, после чего он потерял сознание…

Но кто же был тем врагом, тем предателем, которого Карл хотел убить, опасаясь быть убитым самому? Итальянец из Авиньона, то ли цинично, то ли равнодушно, выразился прямо: "Он ударил своего брата по голове и сильно… он бы убил брата…". Французы это знали, но написать такое не могли. Фруассар не скрывает, но обыгрывает это, поясняя на каждом шагу, что король уже никого не узнавал. Читая его рассказ, в этом уже не сомневаешься: король выхватил меч, бросился в атаку с криком "Вперед! Вперед на этих предателей!". Пажи в панике, думая, что они своей неуклюжестью вывели короля из себя, бежали — один сюда, другой туда. Но король атаковал не их. Он бросился к брату с обнаженным мечом. Людовик, испугавшись, бежал, а Карл погнался за ним. Принцы, находившиеся неподалеку, первыми поняли суть происходящего. Услышав крики пажей и испуганное ржание лошадей, герцог Бургундский узнал "короля, который с обнаженным мечом гнался за своим братом", и закричал: "Беги, дорогой племянник Орлеанский, беги, монсеньор хочет тебя зарубить". Герцог бежал, как и рыцари и оруженосцы окружавшие короля. Вдали показались отряды армии, ехавшие на расстоянии, командиры которых подумали, что идет охота на волков или зайцев… Герцогу Орлеанскому удалось от короля скрыться.

Рыцари и воины окружили короля но держались на безопасном расстоянии. Когда он бросался на одного из них, рыцарь уклонялся от удара. Никто активно не защищался. Через час Карл, которого оставили на произвол судьбы, не пытаясь остановить, стал проявлять признаки слабости. Его лошадь также была измотана. Камергер, нормандец Гийом Мартель, которого "король очень любил", подобрался к королю сзади, вскочил на круп лошади позади него и обхватил Карла руками. Тут подоспели остальные, отобрали у короля меч, сняли его с седла, аккуратно положили на землю и сняли с него камзол, чтобы освежить. Подъехали дяди и брат Карла, но он их не узнавал. После этого его глаза закатились, и он лежал не произнеся ни слова. Подогнали повозку, уложили туда бесчувственного короля и повезли в Ле-Ман, а гонцы галопом помчались в каждый отряд королевской армии, чтобы передать приказ о возвращении. На этом "путешествие в Бретань" было закончено.

Весть о случившемся распространилась очень быстро. В течение двух недель она достигла Авиньона. Король сошел с ума. Он очень болен. Он может умереть. В своем припадке безумия король убил четырех человек. Хуже того, он хотел убить своего брата, герцога Орлеанского. Такова была драма в лесу Ле-Ман, столь ужасная и столь загадочная, что хронисты и историки предпочли не слишком сильно о ней распространяться.

Преодоление болезни

Но вечером 5 августа власть имущим пришлось столкнуться с проблемами. Нужно было лечить короля, успокаивать общественное мнение и формировать правительство. Герцог Бургундский взял контроль над ситуацией в свои руки. За два дня он решил самые неотложные вопросы. Карл в полной прострации был доставлен в аббатство Ле-Ман. Король был без сознания, неподвижен, словно мертв. Врачи отметили, что его сердце еще бьется, но ничего не сказали, кроме того, что посоветовали отменить поход в Бретань. Они считали, что король в очень плохом состоянии, но кризис должен был пройти. Оставалось только ждать. В то время, когда не было ни сиделок, ни монахинь, кроме как в Париже в больницах для бедных, уход за больным королем был поручен его камергерам, но не Бюро де Ла Ривьеру, Ле Мерсье, Монтегю… которые позволили Карлу переутомиться после перенесенной им в Амьене болезни. Бургундский дядя немедленно уволил их и заменил четырьмя другими камергерами, добрыми рыцарями из Пикардии и Нормандии, такими как Гийом Мартель, который только что доказал свою преданность.

На следующий день нужно было принимать решения и отдавать приказы. Армия была распущена. Жалование выплачено в полном объеме. Войскам было велено вернуться "по домам не причиняя стране никакого насилия". Затем, опасаясь беспорядков, во все добрые города были посланы гонцы с рекомендацией выставить бдительную охрану. Король, как им сообщили, был "не в духе".

У Филиппа Бургундского и Людовика Орлеанского были веские основания для таких действий, поскольку в Ле-Мане уже ходили слухи, что короля отравили или околдовали. Вечером 5 августа герцоги приказали провести расследование. Фруассар пишет: "Все слышали как в нескольких местах ходили слухи о тех, кто довел короля до такого состояния". Первым делом вызвали и допросили врачей.

— Уважаемые, — спросил герцог Бургундский, — сегодня утром, перед тем как король сел на коня, вы присутствовали при его трапезе?

— Во имя Бога, — ответили врачи, — да.

— А как он ел и пил?

— Очень мало, только о чем-то размышлял…

Затем настала очередь виночерпиев. Двое из них заявили, что "попробовали" вино прежде чем поднести его королю, им предложили еще раз попробовать то, что осталось в бутылках. Так выяснили, что король отравлен не был. Принцы попытались пресечь слухи, которые уже распространились и сеяли тревогу и гнев. Но как пишет Фруассар: "Нельзя было запретить говорить".

Следовало, что-то немедленно предпринять. И первым действием герцога Бургундского и спешно отозванного из Авиньона герцога Беррийского, с одобрения герцогов Орлеанского и Бурбонского, которым, по правде говоря, оставалось только дать согласие, стало устранение из Совета мармузетов. К политическим неудачам их правительства мы еще вернемся. Что касается истории болезни короля, то катастрофа в Ле-Мане была достаточным основанием для их осуждения. Будучи камергерами, отвечавшими за уход за королем, они плохо заботились о его здоровье. Они воспользовались его слабостью после перенесенной в Амьене болезни, чтобы навязать королю экспедицию в Бретань. Это была проверка правительства на прочность, и оно ее провалило. Принцы без колебаний возложили на мармузетов всю вину за произошедшую катастрофу.

Эти пятидесятилетние умудренные жизненным опытом герцоги, не верили ни в какие глупости о отравлении и колдовстве. Все это чепуха для простых людей. "Король был отравлен или околдован только плохим советом". Причиной его болезни было переутомление и беспорядочная жизнь, которую ему позволяли вести. После болезни в Амьене он не восстановил ни сна, ни аппетита.