Он был не в том состоянии, чтобы так много работать, сидеть часами в Совете, как это было в Ле-Мане, и тем более отправляться в экспедиции. С тех пор как ему исполнилось двадцать лет и он освободился от отеческой опеки Филиппа Бургундского, молодой государь вел разгульную жизнь, и его дяде было легко обвинить камергеров, "тех, кто имел доступ к королю, и тех, кто поощрял такое беспутное поведение".

Лучшим средством от болезни был отдых. После того как Карл в аббатстве Ле-Ман немного пришел в себя, его короткими переходами доставили в Париж, по пути заехав в Шартр для благодарственного молебна. Дяди поселили его в тишине и свежем воздухе замка в Крей, на реке Уазе. Присматривать за королем назначили его брата, а также дядю, герцога Бурбонского. Но единственной компанией Карла были врачи и четыре рыцаря, выбранные в Ле-Мане Филиппом Бургундским.

Однако в Париже все высказывали свое мнение о болезни короля и давали советы по лечению. Сир де Куси был одним из тех, к кому прислушивались. Когда он пришел поговорить с герцогами об "очень доблестном и мудром враче… которому нет равных нигде", мэтре Гийоме де Арсиньи́, имевшем свое мнение о болезни короля, принцы поспешили вызвать ученого и отправить его к больному.

Мэтр Гийом был весьма примечательной личностью. Он родился в Вервене и не только изучал медицину в университете, но и путешествовал по Италии, Сирии, Палестине, Египту, где эта неука уже была экспериментальной. Вернувшись во Францию, он поселился в городе Лаоне, который в то время был приютом для врачей. Естественно, что он подружился с сеньором здешних мест Ангерраном де Куси, жизнь которого также была наполнена путешествиями и приключениями. Именно ему Гийом и высказал свое мнение: "Эта болезнь настигла короля, потому что он слишком много унаследовал от своей матери". Иными словами, болезнь была одновременно и случайной, и врожденной: Карл унаследовал характер своей матери Жанны Бурбонской, которая, как мы уже видели, страдала психическими заболеваниями, но выздоровела.

Мэтр Гийом отправился осматривать короля. Принцы назначили его главным лекарем и дали ему преимущество перед другими врачами. При первом же посещении короля мэтр Гийом подтвердил свой диагноз и добавил, что болезнь излечима. Он не назначил никаких кровопусканий и лекарств — только покой и отдых. Никаких визитов, кроме разрешенных врачом.

Постепенно Карл выздоравливал. К нему вернулся аппетит и сон. Он вышел из душевного смятения и стал узнавать окружающие предметы и людей, но был очень слаб. Постепенно врачи приучили его к физическим упражнениям, и другим к занятиям, которые ему нравились, к поездкам на лошади и охоте. Прекрасные сентябрьские дни Карл проводил на свежем воздухе, в лесу, в седле в окружении собак. Он охотился на пернатую дичь, следя взглядом за ястребом, преследующим жаворонка. Общение с природой вернуло короля к жизни. Вскоре он захотел видеть свою жену и сына.

Когда его пациент выздоровел, мэтр Гийом передал короля под опеку принцам, но не без серьезных предостережений: "Король еще не очень тверд духом, но постепенно он окрепнет. Он не должен слишком усердствовать, изнуряя себя долгими заседаниями Совета. И прежде всего следует избавить его от гнева и меланхолии".

Все это было разумно. Карл исповедовался, получил отпущение грехов и причастился. Чтобы искупить вину за свое преступление в лесу Ле-Ман, он отслужил мессу в церкви Сен-Жюльен. Примирившись с Богом, он смог вернуться к мирной жизни.

Но общественное мнение успокоилось не так быстро. Опасения оставались. Все знали, что приступ был очень серьезным. Состояние короля не скрывалось, когда в разгар его прострации в Ле-Мане казалось, что он скоро умрет. По древнему обычаю, двери в его комнату были открыты, и любой желающий мог войти, увидеть больного и посочувствовать его страданиям. Острый приступ, потеря сознания, помрачение рассудка — эта череда бед казалась необъяснимой. И хотя врачи говорили, что это излияние черной желчи нарушило рассудок короля, невозможно было поверить, что такое заболевание имеет естественные причины. Если король и не был отравлен, то, что еще хуже, он был околдован. Так говорили бароны и простой народ.

Для многих случившееся несчастье, несомненно, имело сверхъестественные причины. Чем же провинилось королевство, что навлекло на себя такую кару от Бога? И после этого первого наказания, какими еще "жестокими розгами" поразит его Бог? Какая еще чума должна была прийти? Какая война? Бог больше не любил Францию.

Столкнувшись с безумием короля и охваченные страданиями, французы не жалели ничего, чтобы утихомирить гнев Божий. В городах устраивались публичные молебны. "В Париже и Руане, — пишет автор Хроники первых четырех Валуа, — с большим благоговением устраивались процессии, люди шли босиком. Пелись мессы, чтобы молиться за короля. И так же поступали в других добрых городах и селах". Париж и Руан были городами, которые в десятью годами ранее открыто восстали против короля. В то время один из советников короля уже высказывал беспокойство, упомянув об "опасностях, которым подвергает себя народ, устраивая подобные беспорядки", — опасностях гораздо более серьезных, чем крупный штраф или отсечение головы нескольким буржуа. После гнева короля не собирался ли на город обрушиться гнев Божий? Не этот ли, внушаемый кем-то, страх погнал босоногих горожан на улицы молиться за короля?

Бал объятых пламенем

Чтобы вылечить больного от острой мании преследования, требуется время. Время требуется и для того, чтобы после сильного потрясения вылечить общественное мнение. Через несколько недель после инцидента в Ле-Мане разразилась новая драма — Бал объятых пламенем (Bal des ardents), также известный как Огненный бал или Бал дикарей (Bal des Sauvages). Часто говорят, что это новое потрясение довершило расстройство рассудка короля. Но так ли это? Не повлияло ли на него общественное мнение и не стало ли это происшествие звеном в цепи государственных несчастий, после приступа в Ле-Мане и перед Бог знает чем еще? И вновь над королевством нависла мрачная угроза.

Так что же произошло? Вечеринка пошла не так как было задумано. Одна из тех вечеринок, которых в этом году при дворе было немало. При первых признаках холодов оправившийся после приступа король, вместе с королевой, переехал в парижский Отель Сен-Поль. Долгими зимними вечерами обитатели Отеля развлекались, танцуя и флиртуя.

В этот день, вторник 28 января 1393 года, состоялась свадьба одной из фрейлин королевы. Изабелла очень любила Екатерину де Фатаврен, которая была немкой и разговаривала с ней по-немецки. Для этой подруги, дважды овдовевшей, она нашла третьего мужа и пригласила на свадьбу весь двор. День прошел в праздничных пирах. Наступил вечер, и настало время бала. Прибыли музыканты. Зазвучали трубы, флейты, тамбурины, шалюмо (кларнет), начались танцы.

Вдруг в центр зала заполненного танцующими ворвались шесть дикарей — шесть лохматых, как звери, мужчин, одетых в льняные костюмы обмазанные воском и покрытые паклей, их лица скрывали волосатые маски. Согласно воспоминаниям присутствующих, все шестеро участников скакали и завывали, "как волки", непристойно выражались и призывали гостей узнать их под масками, продолжая плясать в "дьявольском неистовстве". Затем, как и подобает дикарям,