— А ты и не живешь, — мерзко улыбнулся Яр. — Ничего не чувствуешь, ничего не видишь, ничего не слышишь. Только голод терзает тебя, и желание света. Интересно получилось, не находишь? Хотел убить меня, а сдох сам. Скучно?

— Ничего. Зато сейчас весело будет! — рыкнул Ирзамир и бросился на Ярослава.

Я стояла на месте. Трудно было просто стоять и смотреть, но я заставила себя, с огромным трудом заставила не шевелиться, не издавать ни звука. Просто смотреть. Смотреть, как заостряются черты лица Волкова, как появляются на руках когти, как чужая сила оставляет на теле глубокие раны. Просто слушать. Слушать, как из его горла вырывается шипение, как с глухими звуками сыплются удары, слушать, как трещит одежда. Просто чувствовать. Чувствовать, как воздух наполняется вкусом крови, чувствовать, как сила Гада расползается в ночи, чувствовать, как он стягивает вокруг Ирзамира свои тугие сильные кольца.

Они двигались так быстро, что почти невозможно было уследить за движениями, зонт давно потерял свою актуальность и сейчас валялся у моих ног, переломанный надвое одним движением, четки, все еще намотанные на кулак Волкова, оставляли раны-ожоги на лице и теле Ирза. Его кожа и одежда плавились, его сила висела над дорогой душным, затхлым, пыльным сгустком.

Ирзамир перестал быть тонким изящным аристократом. Он утратил свой лоск, а вместе с ним и человеческую маску. Лицо вытянулось настолько, что подбородок чуть ли не касался груди, ввалился нос, глаза казались пустыми, за спиной раскрылись рваные, изломанные грязно-бурые крылья. Человеческая маска порвалась окончательно. Свисала рваными клочками, обнажая такую же бурую, как и крылья, кожу в струпьях и волдырях. Он был отвратителен в своем истинном облике. Уродлив. Мерзок.

Яр был прекрасен.

Прекрасен в своей ярости, искренней злости и… вере. Волков не замечал, я была уверена, но тусклый серебряный крестик, зажатый в левой руке, источал свет. Неровный, дрожащий, он скорее походил на туман, на сигаретный дым. Но тем не менее он там был.

Змеев наступал.

С чвакающим, липким звуком его когти вошли куда-то под нижнее ребро Ирза, Волков тут же выдернул руку, и на землю, пачкая ее, упали ошметки гнилой, пропахшей серой плоти.

Ирзамир что-то прошипел, дернулся вбок, отступая и тут же снова бросаясь на Ярослава. Острые когти беса вошли глубоко в предплечье Гада. Он тянул Яра на себя, вниз, стараясь свалить с ног.

Начищенные ботинки и остатки костюма смотрелись неуместно на тощем, костлявом теле.

Волков снова ударил Ирза в челюсть, отшвыривая от себя на несколько метров. Хриплый смех урода резанул по ушам, и бес, вскочив, ринулся на Яра, в этот раз все же сбивая его с ног.

Ирзамир располосовал Гаду грудь, схватил за шею, вонзив когти в бедро, приблизил тонкие губы к самому уху, что-то зашептал. Быстро, явно забавляясь.

Змеев зашипел, дернулся под Ирзом, поднял руку с крестиком, прижал раскрытую ладонь к впалой груди. И кожа беса, его реальная кожа, начала плавиться, он взвизгнул, рванулся прочь, но теперь уже Ярослав удерживал урода за шею, не давая пошевелиться.

— С-с-смотри мне в глаз-з-за, — громкий, ровный, сильный голос Ярослава. — С-с-смотри очень внимательно, не отвлекайс-с-с-ся. Я помогу тебе вс-с-с-помнить некоторые чувства. Боль, в ос-с-с-сновном.

— Нет, — задергался сильнее Ирзамир.

— Да. С-с-с-скучно больш-ш-ш-ш е не будет, — улыбнулся Волков разбитыми губами.

И сила его вырвалась полностью и без остатка, накрывая с головой. Безумие. Темнота, голод. Я увидела наконец-то Гада. Он сжал свои кольца на теле Ирза, он впился в его лицо, он пил из него. Ел.

А бес трепыхался, бился, корчился, визжал, скреб когтями руки Ярослава, пока тот глотал чужое сумасшествие. И с каждой секундой движения его становились все слабее и медленнее. Он сопротивлялся, но словно нехотя.

Прошло еще секунд десять. Гад стал почти полностью осязаемым, огромный, черно-зеленый, яркий, живой, безжалостный в своем неуемном голоде и жажде поглощать. Он будто пронзал Волкова насквозь и в то же время выходил из него, являлся его продолжением. Это не пугало, это было просто необычно, не так…

Ярослав продолжал пить. И это безумие давалось ему с трудом. Слишком большое, слишком темное, слишком густое. Гад почти давился, но не мог остановиться. Тело Ярослава начало трясти. Ладонь с крестиком прошла почти насквозь груди Ирзамира, но Яр не замечал.

А бес начал бледнеть, будто таять. Он все еще дергался, все еще хрипел, когти все еще царапали руки Волкова, но урод таял, пытался свалить.

Ярослав сдавил пальцы на костлявой шее крепче, они по костяшки вошли в гнилую плоть.

— Я передам от тебя привет, — прохрипел Ирзамир, дрогнул в последний раз и растворился в тумане.

Змей тяжело повалился на землю.

— Встать сможешь? — опустилась я на колени рядом, с тревогой осматривая Волкова. — Или мне Кита позвать?

— Дай мне минут пять, и я поднимусь, — пророкотал Змеев, не открывая глаз.

Он был весь в крови, и кровь продолжала течь из ран, оставленных бесом. Я вздохнула, села, положила голову Яра на колени.

— Полегчало?

— Немного. Я отыгрался, — пробормотал мужчина. — Спустил пар. Не должно бы, но действительно полегчало.

— Ну хоть что-то, — выдохнула облегченно.

Гад потихоньку возвращался на место, снова прятался внутри Волкова, сыто сворачивал свои кольца. Дышать стало легче, воздух перестал быть густым и липким, вернулись свежесть летнего ветра и запах земли, травы.

Я молча вытирала лицо Ярослава от крови нижней частью своей рубашки.

— Красиво, — выдохнул он.

— Что красиво? — замерла на миг, не поняв, о чем он.

— Смотри, какие звезды, — улыбнулся Змеев.

— Батенька, да вы никак бредите от обжорства? — улыбнулась, но на небо все же посмотрела.

Звезды и правда были. Большие, яркие, красивые.

А еще запах крови Ярослава. Ужасно много крови. Слишком много крови.

— Нет в тебе романтики, Шелестова, — подчеркнуто опечаленно вздохнул Ярослав.

— У тебя какая-то кривая романтика, Волков. То рассвет в пять утра, когда двое суток не спал, то звезды, когда ты весь окровавленный и не понятно в насколько вменяемом состоянии.

— Ворчи-ворчи, женщина, — взял Яр меня за руку. — Только не останавливайся, — и он сыто улыбнулся. Довольно и сыто.

Ненормальный.

Я продолжила вытирать ему лицо.

— Готов встать? — спросила, когда закончила.

— Еще минут десять назад был готов.

— Засранец, — я резко поднялась, но Волков голову убрать все же успел. Встал следом. Тяжело встал, немного пошатываясь.

— Гад, — кивнул он.