Я все никак не могла справиться с собой, сидела, сжав кулаки, и смотрела перед собой. Какой-то придурок убил Ольгу только потому, что ему показалось, что она ведьма, всего лишь потому, что она была буддисткой.

Урод.

Я дернулась, сбрасывая с себя оцепенение, медленно повернула голову в сторону Волкова. Он сидел рядом, весь напряженный и сжатый, как пружина, на скулах заиграли желваки. Мужчина невидяще разглядывал обложку книги, не говоря ни слова. На лбу пролегла хмурая складочка, заострились скулы, и губы сжались в тонкую нить.

— Этот… придурок, — выдавил Гад из себя, моргнув, — он — наш.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Я же чувствую безумие, во всех его проявлениях… А здесь… Его безумие настолько огромно, что оно давно бы убило обычного человека. Наш псих — не человек.

— Кто?

— Не знаю, — Ярослав говорил отрывисто, рвано, будто с трудом возвращался из своих мыслей ко мне. — Этнограф, с которым я работаю, считает, что демон.

— Но…

— Демоны так не действуют, — правильно понял мои сомнения Волков. — К тому же демон и католик…

— Чушь собачья, — кивнула. — Особенно демон, преследующий «ведьм».

— Да. Тут что-то другое. Что-то… Не понимаю пока. Надо подумать.

— Ты поймешь, — сжала его руку в своей. Ладонь почти обжигала.

— Мара, — Ярослав повернулся ко мне так резко, что я невольно отшатнулась, стиснул плечи, приподнял лицо за подбородок, глаза мужчины стали желтыми, зрачок вытянулся, — мне сказали… он ищет душу, такую же, как его собственная, — несмотря на жесткий, почти стальной голос, серьезный, холодный взгляд, пальцы были невероятно нежными. — Я не знаю, кого именно он ищет, но… пообещай, что будешь осторожна. Пообещай, что будешь держаться подальше от расследования и от всего, что с ним связано.

— Почему ты решил…

— Ольга, — снова правильно понял Змей так до конца и не заданный мной вопрос.

Черт!

Мужчина напротив был прав. Убийца меня действительно разозлил, разозлил настолько, что я готова была собственноручно разорвать ему глотку, смотреть, как он подыхает, истекая кровью, захлебываясь криками, слюной и соплями, ползая на коленях, умоляя о пощаде. Это моя другая сторона. Я — не хорошая. Я обычная. И мстительной бессердечной сукой бываю очень часто.

У Ярослава на этот счет иллюзий, похоже, не было. Это хорошо… Скорее всего.

— Шелестова, — еще ближе подался Змей, по-прежнему ожидая ответа. — Пообещай.

— Ладно, — дернула головой, действительно намереваясь сдержать обещание. — Я не полезу, но помочь тебе попробую. Расскажи мне.

— Мара…

— Мне. Это. Надо, — отчеканила, глядя Волкову в глаза. — И не только потому, что ублюдок убил Ольгу. Есть еще Крюгер и его нить. И я должна разобраться, что это за нить.

— Хорошо. Я расскажу и покажу. Покажу все, что нам удалось найти. Но без самодеятельности. Ты помогаешь только информацией. Не лезешь, — Гад все еще удерживал меня за подбородок, глаза потихоньку начали приходить в норму, конечно если желтый цвет радужки считать нормой, — не ведешь самостоятельного расследования, никого не допрашиваешь.

— Какой ты грозный, — попробовала я перевести все в шутку.

— Мара!

— Хорошо, я поняла. Я просто думаю, — подняла обе руки вверх. — Делюсь тем, что знаю.

— Вот и умница, — он расслабился. Почти. Быстро наклонился и так же быстро коснулся моих губ поцелуем.

— Ты говорил про душу, давай начнем отсюда. Что это за хрень?

— Это Ошун, и определение ты дала правильное. Хозяйка Крюгера практиковала вуду. Мы нашли квартиру, где она вела приемы. Нашли алтарь. Один из оперов выпил из чаши, я возвращал все на место, в этот момент Ошун и пришла.

— И ты решил воспользоваться…

— Да. Призвал ее той же ночью. Богиня мало что рассказала. Про книгу и про поиск души. Что за душа, я еще не понял, а вот книга… Теперь думаю, что это Библия, — Волков невесело, почти зло усмехнулся. Неприятная была улыбка, горькая очень.

— Ярослав?

— Святая книга… А он держит ее в руках, молится, наверняка считает себя праведником и убивает… К вопросу веры, — Змеев покачал головой и прикрыл на несколько секунд глаза, может, чтобы спрятать эмоции, а может, чтобы не пугать меня.

Я терпеливо ждала.

— Знаешь, когда видишь, чувствуешь все это, смотришь на психов… Понимаю, что они больные, но… «Молот ведьм» ведь писался святошами. В такие моменты я благодарен, что стал тем, кем стал.

— А обычно жалеешь?

— Нет. Никогда не жалел, даже в самом начале, но по разным причинам.

— В смысле?

— Ты знаешь… вся это ерунда про «испытание», «предназначение», «великий план»…

— Хрень полная, — отреагировала, не сумев сдержаться.

— Ага, правильно. Чистейшая хрень, — кривая улыбка заиграла на жестких губах. — Такая же наивная, как слезы младенца, сделавшего первый вдох. И такая же глупая, как идея о вечной жизни.

— Яро…

— Знаешь, — перебил меня Волков, и я благополучно заткнулась, понимая, что ему надо рассказать, а мне надо услышать, — на самом деле до меня дошло достаточно быстро. Ему насрать… По большей части. Иные, люди… мы сами по себе. По большей части. И это хорошо. Это правильно. Его любовь в другом, его поддержка в другом, его прощение тоже в другом. В самой вере. Вообще в наличии такого понятия, как вера. Ради нее и благодаря ей все и двигается. Знаешь, ведь все во что-то верят, — он взял меня за руку, гладил большими пальцами внешнюю сторону ладони и говорил, не отводя взгляда. — В справедливость, в наказание, в любовь, в добро, в свободу выбора, в судьбу, в себя, в науку, в богов, в природу, в семью, в деньги. Даже психи верят в свои идеи… В этом мире нет неверующих и никогда не будет, у каждого свой алтарь, на который приносятся жертвы. Ирония, правда?

— Да, — согласилась, желая стереть эти складки у губ. Волков сейчас не был похож на себя. Очень… злой, горький, как полынь, острый, сильный. И сила его сейчас была больше, гораздо больше, чем я когда-либо видела, чем я могла предположить.

— Паразит, что внутри меня… В мой город пришел иеромонах. Бывший. Поселился в пустом доме. Сказал, что отшельник…

— Ты был настоятелем? — переспросила, останавливая бег его пальцев по моим ладоням.

— Да. Был. Раньше это многое значило, теперь… — Ярослав покачал головой, замолчав на несколько минут. Долгих минут.

Волков собирался с мыслями, искал слова. Он провел рукой по волосам, отнял руку, достал из кармана четки. Те самые — серебряно-сандаловые, с крестиком со сколом — начал перебирать, снова возвращая взгляд ко мне. Его глаза опять стали желтыми. Я четко уловила тот момент, когда он «ушел». Свой следующий вздох Ярослав делал уже не со мной. Он был там, в своем приходе, среди своей паствы, знакомился с новым иеромонахом, изучал его лицо, видел снова впервые.