на работу. Потенциальным рабочим они обещали самые лучшие условия труда и проживания. Якобы работники фабрик проводят дни в чистых цехах, наполненных свежим воздухом, живут в просторных комнатах, пища их обильна и вкусна, выходные дни наполнены развлечениями, а заработная плата позволит значительно повысить уровень жизни их семей. Для того чтобы оказаться в подобном райском уголке, девушки и их отцы должны были подписать контракт, который обязывал девушек отработать определенный период времени, обычно три или пять лет. Чтобы подтолкнуть семьи будущих работниц к подписанию контракта, агенты обычно выдавали им задаток, который подчас составлял треть, а то и половину от всей зарплаты дочери за период действия соглашения. Остаток, по заверению агентов, должен выплачиваться каждый год или каждые полгода, и девушка может тратить его в выходные дни или отвозить семье во время продолжительных новогодних каникул, длящихся с конца декабря по начало января.

Каковы бы ни были ее надежды, среднестатистическая девушка редко располагала такой суммой денег, которую она ожидала. Во время работы она не получала практически ничего, разве что мизерную сумму по какому-нибудь особому случаю, например в честь праздника. Более того, девушки должны были платить проценты по задатку и компенсировать компании затраты на жилье. А если мастер признавал нить, изготовленную ими, недостаточно тонкой, прочной или блестящей, они, кроме того, выплачивали еще и штраф. Во многих фирмах существовали свои правила, согласно которым штрафы налагались за опоздание, курение в неположенном месте, за невыход на работу по случаю болезни, если руководство не было предупреждено, за порчу имущества, обман и даже за проявление недовольства или подстрекание других на проявление недовольства. В конце концов большинство девушек получали от 25 до 30 йен в год, в то время как среднегодовой расход средней семьи арендаторов составлял приблизительно 95 йен. Но некоторым везло еще меньше. Многочисленные штрафы приводили к тому, что девушки за год вообще ничего не получали на руки. На некоторых фабриках не было ничего необычного в том, что до четверти работниц по результатам года вообще оказывались в долгах перед компанией.

Более того, молодые женщины быстро понимали, что реальные условия труда на фабриках сильно отличаются от тех радужных картинок, которые рисовали пред ними агенты. Большинство рабочих располагало только парой выходных дней в месяц. Более того, на предприятиях по производству хлопка обычным явлением была работа в 2 смены по 12 часов каждая, поскольку такие владельцы, как Сибусава, стремились использовать свое дорогостоящее оборудование круглые сутки. На производстве шелка условия были ненамного лучше. Согласно одному докладу, составленному Министерством сельского хозяйства и коммерции, на них «работа начинается на рассвете и заканчивается ночью. В некоторых местах летом работа завершается с заходом солнца, но в другие сезоны она продолжается до 8—10 часов вечера, при этом для освещения используются фонари. Это значит, что рабочее время на фабриках по производству шелка составляет от 13–14 часов до 17 или 18 часов в день»{163}.

Рабочее время было не только продолжительным, но оно также было связано с ужасными условиями труда. Рабочие помещения были тесными, шумными и душными. Летом температура зачастую достигала 100 градусов, и девушки падали на пол цеха. Вентиляция была недостаточной, и воздух был наполнен тончайшими волокнами шелка и хлопка, которые набивались в глаза, рты и уши, а также забивали поры на коже. Мужчины-мастера не сильно отличались по своим повадкам от армейских сержантов. Чересчур медлительных они подгоняли ударами бамбуковых палок. Пытаясь работать быстрее, девушки теряли осторожность, и их руки и ноги попадали в механизмы станков. К концу столетия утрата пальцев на руках и ногах стала настолько обычным явлением, что врачи многих компаний просто перестали фиксировать подобные происшествия в своих отчетах. Существовали и другие опасности. Некоторые надсмотрщики были сексуально озабоченными. В одних случаях они запугивали своих жертв, в других просто использовали физическое насилие. Угрозу создавало и наличие большого количества легковоспламеняющегося материала. Только один пожар, произошедший в 1892 г. на осакской компании по намотке шелка, уничтожил оборудование фабрики, разрушил 34 частных дома и унес жизни 95 рабочих, большинство из которых составляли женщины.

Многие фабричные общежития представляли собой постройки тюремного типа. Они были окружены заборами в 8 футов высотой, по верхнему краю которых было насыпано битое стекло. Кроме этого, девушек от побега удерживали и заостренные бамбуковые палки. Условия проживания были также ужасны. Помещения были тесными. Для проживания и сна каждому рабочему выделялось место, уступавшее по своей площади стандартному татами, размеры которого составляли приблизительно шесть на три фута. Некоторые компании считали выделение каждой девушке индивидуального спального места излишней роскошью, одна ванная приходилась на сорок или пятьдесят работниц, а в уборных не проводилось дезинфекции. Типичный рацион в конце столетия включал в себя злаки, тофу, фасоль, вяленые сардины и такие морепродукты, как хидзики. Девушки из особенно бедных семей считали, что они питаются лучше, чем дома. Другие жаловались на то, что пища плохо приготовлена и подается в неаппетитном виде. В любом случае, питание зачастую было скудным и, согласно одному правительственному докладу, едва ли достаточным для того, чтобы обеспечить нужды молодого растущего организма.

Сочетание тяжелых условий труда, антисанитарии в жилых помещениях, недостаточного питания и напряжение, вызываемое длительным рабочим днем и сексуальными домогательствами, приводило женщин в состояние постоянной усталости. После посещения в 1898 г. некоторых фабрик, японский просветитель Ивамото Ёсихару, принявший христианство, писал: «Я видел фабрики. Я видел жилища фабричных работниц. И я видел девушек, полностью истощенных ночными сменами, абсолютно беззащитных, изнуренных бессонницей, единственным наслаждением которых было лечь и закрыть глаза»{164}. Неудивительно, что многие женщины пытались сбежать, перебравшись через забор общежития, или во время редких праздников, проводимых за воротами фабрики. Поскольку полиция зачастую сотрудничала с руководством в деле поимки беглянок, представляется весьма примечательным тот факт, что в 1898 г. свои рабочие места покинули около 20 % работниц осакской фабрики по намотке хлопка и 40 % компании по намотке хлопка в Миэ. В конце 1890-х на обоих предприятиях лишь 25 % молодых женщин доработали до конца срока, предусмотренного контрактом.

Среди тех, кто остался, весьма распространенными были случаи заболевания бронхитом, пневмонией и слепотой, связанной с поражением трахомы. Наполненный волокнами воздух и высокая концентрация диоксида углерода вызывали поражение легких, и, вероятно, каждая четвертая или каждая пятая девушка страдала от легочного туберкулеза. В целом смертность среди фабричных работниц в 2 раза превышала этот показатель для шестнадцати — двадцатилетних девушек по стране. Врачи компаний не располагали средствами для борьбы