С Медвежьей поляны она скоро вышла на дорогу в Бумашкинской пади, поогляделась и вспомнила ту зимнюю пору, когда ехала из Подкаменского домой в Рудник, а рядом молчаливо сидел попутчик, бравый унтер-офицер.

Неужели это он встретился снова?..

Фёдора будто сдуло шальным ветром – спрыгнул с постели и, не увидев Варвару, выскочил из балагана и крикнул:

– Варя! Варвара!.. Куда же ты скрылась?

Из низины, где паслись лошади, послышалось протяжное эхо – только оно и было ответом на тревожный вопрос.

Фёдор уже оседлал послушного Гнедыша, чтобы немедля пуститься вслед за Варварой по дороге в Рудник (пошла, конечно, домой!), как заметил, что по той же дороге с Подкаменской стороны замаячила группа всадников. Свернули на просёлок к Медвежьей поляне. Едут рысисто, всё ближе и ближе. На встречу с ним, Фёдором! Что-то случилось?! Зря б не погнали…

Гонцы прискакали с вестью о том, что волостная власть распорядилась снова пойти «в народ» с проверкой подворий, и утаивших излишки продовольствия пригвоздят к позорному столбу.

Фёдор, сверкнув орлиными глазами, забросил повод узды на шею коню и спросил:

– Кто донёс такое?

– Наш связной, – ответил кряжистый всадник с плетью в правой руке.

– Человек надёжный… Ишо гутарит, будто… – всадник заикнулся, – вас, Фёдор Павлыч, хотят арестовать, и то, што успел нажить, отнять, а матушку сослать на Соловки.

– Не провокация?

– Дак как можно подумать? Об этом уж всюду слышно… Не лучше ль вам на глаза супостатам больше не показываться. Спрячут в централ. Убегай!

– Как так?!

– Скрыться б куда-нибудь… до поры до времени.

– Убежать?! – Фёдор собрал кулаки. – Со своей малой родины?! Не бегал от немцев-австрийцев!.. Здесь всё ж не враги закордонные…

– Кто знает…

Фёдор до окаменелости сжал скулы, кошкой запрыгнул в седло и, крикнув: «За мной!» – пустил Гнедыша на полную рысь. Вестовые, едва поспевая, потянулись следом.

Глава XXI. Коса на камень

Прокурор Вил Гвоздилин, попросив присесть на стул рядом с узким приставным столом, спросил:

– Гражданин Градов? Фёдор Павлович?

– Да.

– Бывший унтер-офицер царской армии и трижды награждённый Георгиевскими крестами?

– Да, гражданин прокурор.

– Человек, так сказать, заслуженный. Это в прошлом… Ныне всё начинай заново! – на смуглом прокурорском лице ожила лукавая усмешка. – И почему бы вам не последовать примеру своего сослуживца Ивана Стродова? Пишут, что он безоговорочно принял и достойно служит революции. На его груди не кресты, а ордена Боевого Красного Знамени.

– Пусть… Я – Градов, а не Стродов. Моё призвание – крестьянское дело, плуг, сеялка. У Ивана – винтовка да сабля. А воевал я, как и следовало, потому что надо было защищать от врага Расею. Навоевался – хватит!

– Побыть в тишине полей, разумеется, занятие приятное. Но… – прокурор вынул из папки исписанный густыми синими чернилами лист серой бумаги и, взглянув колкими глазами уже на приготовившегося слушать Фёдора, заговорил: – Вот у меня три дня лежит письмо Зитова, нашего милицейского начальника, просит дать санкцию… на ваш арест.

Фёдор, нахмурив брови, покачал головой.

– За што? – спросил густым басом.

Прокурор, пытаясь остановить навалившуюся икоту, назвал основание: Зитов относит Фёдору вину за пособничество раскулаченным в возврате имущества и личный пример в возрождении кулацкого хозяйства.

– Как видите, я воздержался с решением, – прокурор откинулся на спинку кресла и, прикрыв лицо рукою, зевнул. – А мог сделать немедля: налицо явное противодействие установкам новой власти…

– Што же остановило?

– Причина одна и, считаю, немаловажная: я взял за правило – прежде чем выносить вердикт, разобраться – надо ли? И хотя в данном случае вижу необходимость, долг обязывает… всеми мерами крепить авторитет революционных завоеваний, то есть объективно оценивать всякое деяние, подлежащее рассмотрению с точки зрения существующих законов… – прокурор сделал паузу и посмотрел на Фёдора. Тот сидел, склоня голову и погрузившись в раздумья. – Поэтому я и обязал вас явиться, чтобы с глазу на глаз поговорить, и если возникнут разногласия, то найти пути к компромиссу.

– Я и сам хотел встретиться с вами, гражданин прокурор, – Фёдор поднял голову, взглянул в сторону собеседника.

– Как говорят, на ловца и зверь… – рассмеялся прокурор. – Может, совпадут желания наши.

– Это вряд ли.

– Тогда што? Начнём с претензий… Ваше право. Говорите. Слушаю. Только короче. Не люблю, когда кота за хвост тянут.

– Я тоже… – Фёдор расправил плечи и, скрестив, положил на столе руки. – Но дело такое, что коротко не получится. Вы, конечно, помните, за што посадили моего отца Павла Градова.

– Разумеется. За саботаж, за угрозу расправы с представителями власти.

– Его протест был ответом за лишение права жить нормальной человеческой жизнью.

– Ерунду несёте, гражданин Градов! – похлопал прокурор короткопалой ладонью по столу. – Ваш батюшка кинулся против революционного закона… Ему любо защищать право на эксплуатацию… Скажите, кто обрабатывал его одиннадцать десятин земли? Кто добывал для двадцати коров, быков и полсотни овец корма? Кто, наконец, их поил, кто чистил дворы? Люди, которых прежняя власть обрекла на вечное рабство! Октябрь дал право этим людям навсегда скинуть со своих плеч рабский хомут… – прокурор остановился и глубоко вздохнул. Устал – говорил, напрягая голос, надо было, чтобы Градов внял каждому слову и не смел усомниться. В прокурорском кресле Гвоздилин всего год-полтора, а успел, ещё толком не разбираясь в сути новых установок, возвести себя в сан непререкаемого вершителя судеб людей.

Фёдор, пока прокурор, прервав монолог, сидел молча хмурый, собрался с мыслями и возразил:

– При всём уважении к вашему чину, я смею сказать, гражданин прокурор, что вы плохо знаете историю сибирского крестьянства.

– Вам ли оценивать?

– Да, согласитесь: я природный сибирский крестьянин и знаю, что это за человек.

Прокурор вскинул чёрные брови – вороновы крылья.

– И какой же это человек, извольте?..

– А такой – особого нравственного склада. У крестьянина-сибиряка заповедь своя. Выстраданная веками. Взгляните на пашню – редкий её клин без пней – свидетельство тяжёлого труда, силы и упорства. Пашню-то мужик отвоёвывал у вековечной тайги и берёг, лелеял её, как дитя. А сейчас этого истинного хозяина гонят, как бездомную собаку, с насиженного места туда, где Макар телят не пас… Волю мужика принимаете за саботаж.

– Время, гражданин Градов – приходится… Не от хорошей жизни Ленин утвердил продразвёрстку… Страна, как старуха, вся в разрухе. В городах народ голодает, не хватает продовольствия армии, а мы с вами рассуждаем, нужны ли жёсткие меры государственной политики в деревне… На современном этапе… Нужны! И потому, согласны вы или нет, я буду преследовать нарушителей закона! – громко сказал прокурор, посмотрев на дверь кабинета, а потом на Градова.

Фёдор намёка не понял, а если бы и понял, то не ушёл. Не всё, что