же, как и в исследовании Бугняра и его коллег, когда конкурент может легко заглянуть через окно в комнату для кэшинга, а ворона-фокусник прячет свою еду. В контрольном же тесте окно располагается высоко на стене, разделяющей комнату конкурента и комнату для тайников, так что конкурент не может заглянуть через окно в комнату для тайников. В обоих тестах фокальной вороне дают еду, чтобы она спряталась в комнате для тайников, пока конкурент находится в соседней комнате, после чего конкурента выпускают в комнату для тайников, чтобы он нашел спрятанную еду в присутствии фокальной вороны.

После прохождения этих двух тестов вороны должны были пройти испытание на знакомство с зеркалом. В этом испытании фокусных ворон переводят в комнату конкурента, пока тот отсутствует. В комнате окно находится высоко на стене, что не позволяет воронам подглядывать через окно в комнату для тайников. Однако на противоположной от окна стене высоко висит зеркало, направленное вниз, что позволяет воронам, смотрящимся в зеркало, видеть комнату для кэшинга.

После ознакомления с зеркалом вороны проходят зеркальный тест (экспериментальный тест). В этом тесте фокусным воронам дают еду, чтобы они спрятались в комнате для тайников, в то время как окно находится высоко на стене, а конкурент находится в соседней комнате. Кроме того, зеркало размещается в комнате конкурента, как это было в ознакомительном испытании. Размещение зеркала выполняет две функции. Оно позволяет конкуренту видеть комнату для кэшинга, глядя в зеркало, и позволяет фокусной вороне, находящейся в комнате для кэшинга, видеть зеркало через открытое окно. Поскольку окно расположено высоко на стене, как и в тесте "окно вверх", фокальные вороны могут видеть, что конкурент лишен возможности смотреть в кэшинг-комнату. Более того, во время испытания на ознакомление с зеркалом фокальным воронам не давали повода думать, что смотрение в зеркало обеспечивает линию взгляда в комнату для кэшинга. Когда вороны смотрелись в зеркало, их взгляд был направлен именно на зеркало, а не на комнату для тайников. Зеркало позволяло фокальному ворону видеть комнату для тайников, а не иметь линию взгляда на комнату для тайников. Таким образом, в отличие от теста с глазком Бугняра и коллег, неправдоподобно предполагать, что фокальные вороны в зеркальном тесте могли думать, что конкурент в соседней комнате потенциально может иметь линию взгляда на комнату для кэшинга. При разумном предположении, что линия взгляда - это единственная сбивающая с толку подсказка, которую фокальные вороны могут правдоподобно представлять и использовать для предсказания одинакового поведения конкурента в тестах с открытым окном и зеркалом, зеркальный тест удовлетворяет условию отсутствия сбивающей с толку подсказки.

Без сбивающего с толку наблюдаемого сигнала, который вороны могли бы представить в зеркальном тесте, они не могут использовать стратегию чтения поведения, чтобы предсказать такое же поведение конкурента в тестах с открытыми окнами и зеркалами. Но вороны могли бы сделать такое предсказание, если бы они были способны читать мысли и обладали ментальным понятием "видеть". Ведь в обоих тестах вороны могли сделать вывод о том, что конкурент в соседней комнате может видеть комнату для тайников - вывод, который в зеркальном тесте мог быть основан на знании, полученном в ходе ознакомительного испытания с зеркалом, что, глядя в зеркало, можно увидеть комнату для тайников, и который в тесте с открытым окном мог быть основан на предварительном знании, что конкуренты, которые имеют линию взгляда на комнату для тайников, могут видеть комнату для тайников. Затем вороны могли применить свои знания о том, что тайники, которые видят конкуренты, с меньшей вероятностью будут разграблены, если кэширование проводится быстро и место кэширования не посещается повторно, чтобы предпринять аналогичные стратегии кэширования в тестах с открытыми окнами и зеркалами.

Таким образом, существуют способы разработки валидного теста на чтение мыслей для животных - логическая проблема имеет решение. Однако такие тесты еще не использовались для оценки способности животных к чтению мыслей, и поэтому мы не знаем, способны ли животные читать мысли. Пока такие тесты не будут использованы и животные не пройдут их, мы должны оставаться агностиками - хотя и оптимистами - в отношении возможности чтения мыслей животными (Lurz, Kanet and Krachun 2014).

 

Глава 22. Что обезьяны знают о зрении

Марта Халина

Введение

Люди способны делать выводы о том, какие объекты может или не может видеть другой агент, учитывая его точку зрения. Психологи называют это визуальным видением перспективы первого уровня (Flavell 1974). Визуальное восприятие перспективы обычно характеризуется как форма чтения мыслей, поскольку требует, чтобы человек рассуждал о перцептивных состояниях других агентов. В свою очередь, считается, что чтение мыслей лежит в основе многих других важных когнитивных способностей, таких как эмпатия, самосознание и даже феноменальное сознание (Baron-Cohen 1997; Carruthers 2009; Apperly 2011). В связи с этим большой интерес вызвал вопрос о том, обладают ли наши ближайшие родственники-приматы, такие как шимпанзе (Pan troglodytes), способностью к визуальному восприятию перспективы. За последнее десятилетие сравнительные психологи провели множество экспериментов с целью выяснить это. Результаты этих экспериментов были в основном положительными, что привело некоторых исследователей к выводу о том, что шимпанзе способны к такой форме чтения мыслей (обзор см. в Call and Tomasello 2008).

В этом эссе рассматривается вопрос о том, что является доказательством визуальной перспективы первого уровня (далее - ВПТ1) у нечеловекообразных приматов. В частности, оценивается мнение, что доминирующая исследовательская парадигма, используемая для проверки этой способности у приматов, несовершенна (Povinelli and Vonk 2004; Penn et al. 2008; Penn and Povinelli 2007; Penn 2011; Lurz 2009, 2011; Lurz and Krachun 2011; см. также Whiten 2013). Существует несколько направлений этой точки зрения, однако одно из главных утверждений состоит в том, что текущая исследовательская программа не дает доказательств в пользу VPT1, поскольку существует альтернативное объяснение положительных результатов экспериментов, проведенных до сих пор, с помощью чтения поведения. Этот тезис сочетается с дальнейшим утверждением, что существует альтернативная парадигма исследования (а именно, задания на проекцию опыта), которая успешно устраняет эти альтернативы чтения поведения, и только после того, как испытуемые пройдут тесты в этой новой парадигме, мы получим доказательства существования VPT1 у нечеловеческих животных.

Если критики правы, то, вопреки сложившемуся в сравнительной психологии консенсусу, у нас нет убедительных доказательств того, что шимпанзе обладают способностью воспринимать визуальную перспективу. Однако в этой главе я утверждаю, что позиция критиков ошибочна. Во-первых, новая парадигма, выдвинутая критиками, не позволяет устранить объяснения, связанные с чтением поведения - то есть чтение поведения все еще может объяснить положительные результаты этих экспериментов. Во-вторых, наша неспособность устранить объяснения чтения