этих двух коротких слогов. Он продолжал вслушиваться в них еще долго после того, как они отзвучали, спрашивая, не было ли в них намека на что-то неплатоническое, но боялся доверять себе в этом вопросе.

Тем временем Кристина забрала у него из рук возмущенную Мяву и усадила в переноску. Быстрым шагом она двинулась к своему «Пежо» и разместила свою спутницу на пассажирском сиденье. Затем, дважды просигналив, она уехала.

Эл и Фиби стояли во дворе коттеджа и махали ей вслед, пока шум мотора совсем не стих, а Кристина не превратилась в фиолетовую точку, скрывшуюся за поворотом.

Мир вокруг стал чуточку тусклее.

Ворона, сидевшая на крыше, недовольно каркнула и улетела.

Сморщенная ягода рябины оторвалась от грозди и упала к их ногам.

Эл хрустнул костяшками пальцев.

Фиби выразительно посмотрела на него.

– Папа, две вещи. Во-первых, не делай так.

– Извини. Я постараюсь. А вторая?

Она что-то прошептала ему на ухо.

У него округлились глаза. Сердце ликующе заплясало.

– Ты действительно так думаешь?

Она кивнула:

– Уверена.

– Да ну, не может быть.

– Я когда-нибудь ошибалась? Просто поверь мне, – улыбнулась она.

* * *

На следующий день Эл поймал себя на том, что напевает в душе:

– «Птички делают это, пчелки делают это, даже небритые пенсионеры делают это. Давай сделаем это…»[21]

Из коридора до него донесся голос Фиби:

– Ты собираешься ее пригласить?

– Как насчет не совать свой нос в дела отца?

– Ни за что!

Эл понятия не имел, что незадолго до того, как она прошептала ему на ухо, как сильно он нравится Кристине, она прошептала на ухо Кристине, как сильно она нравится ему.

Теперь томительная сладость заполнила его без остатка, сопровождаясь трепетным возбуждением. Эл подумывал о том, чтобы поступить так, как предлагала Фиби, раз уж у него появилась надежда на то, что мероприятие вполне может увенчаться успехом. Но как это сделать? Он хотел бы придумать что-нибудь поистине романтичное, но цветы казались глупостью, тем более Кристина могла до сих пор ассоциировать их с Рупертом, а этого он хотел меньше всего. Одна идея не выходила у него из головы. Но он не знал, гениально это или просто глупо.

– На ум приходят слова «трусливый лев» и «прекрасная леди»! – крикнула Фиби через дверь.

– Оставь меня в покое! – крикнул он в ответ.

Идея, однако, упорствовала, пока ему не удалось убедить себя, что она должна быть реализована. Худшее, что могло случиться, – он выставил бы себя на посмешище, а это для него было делом вполне привычным.

Поэтому, когда Фиби заснула, он тайком покинул коттедж Хайер-Мид. Он слишком нервничал, чтобы садиться за руль, поэтому всю дорогу бежал вдоль реки. Его шаги гулко отражались от тротуара. Деревья шелестели над головой. Вода набегала и разбивалась о камни, подмигивая ему.

Дойдя до подъездной дорожки к дому Кристины, он не пошел к двери. Он прокрался в сад за домом. Там он задержался за одной из высоких ивовых арок, переводя дыхание и собирая в кулак всю имеющуюся у него храбрость. Нужно было действовать решительно, иначе терялся весь смысл.

Его внимание привлекло движение у изгороди. Это была Мява, она сосредоточенно вылизывалась. Она застыла в идеальной позе, задрав одну ногу кверху, и активно работала головой, проводя языком по шерсти. Он наблюдал за ней, как загипнотизированный. Кошка чувствовала его присутствие, но не торопилась. Закончив это важное дело, она направилась прямо к нему, задрав хвост.

Почувствовав поддержку в ее присутствии, он погладил ее по голове, затем приложил палец к губам.

– Не выдавай меня, Мява.

Он крался вперед, пока не оказался под окном гостиной Кристины. Он надеялся, что не напугает ее.

Эл начал с нескольких ударов по воображаемой гитаре, используя классическое «дрын-дрын-дрын» для обозначения аккордов.

К выбору песни он подошел с особой тщательностью. Не слишком слащавая, потому что слащавость заставила бы его чувствовать себя еще более неловко; с текстом, который он мог бы легко запомнить, и мелодией, которая осталась бы узнаваемой даже в фальшивом исполнении. Пока Фиби смотрела «Шерлока», он опробовал несколько вариантов у себя в комнате за закрытой дверью. Он пришел к выводу, что «Дикая штучка»[22] удается ему чуть менее отвратительно, чем остальные.

Самозабвенно дергая струны воображаемой гитары, он запел во всю мощь своего голоса. Испуганные птицы вспорхнули с деревьев. Мява бросилась по лужайке наутек и скрылась в дыре в заборе. Где-то в глубине дома хлопнула дверь.

Эл продолжал, отчасти желая провалиться сию минуту сквозь землю, но стараясь этого не показывать. Когда его голос ржавым лезвием прорезал воздух, его осенило, насколько уместными оказались слова песни. Кристина в своем особом, неповторимом смысле действительно была дикой штучкой. Рядом с ней у него действительно пело сердце, и с ней действительно все становилось «клёво». Он начинал входить во вкус.

Он как раз добрался до строчки с «КЛЁ-Ё-ЁВО», когда окно распахнулось и Кристина высунулась наружу. Ее распущенные волосы струились как шелк. На ней был ее лютиково-желтый саронг. Как он по нему скучал! Ее щеки зарделись. По лицу текли слезы.

Она плакала от смеха.

Эл продолжал одной рукой бренчать по воздуху, а другую протянул к ней, напевая текст и покачивая в такт головой. Он знал, что выглядит нелепо. Он лишь надеялся, что Кристине его нелепость понравится. Подходя к ключевой строчке песни, он сделал крещендо: было очень важно, чтобы она не пропустила главное.

– Кажется, я люблю тебя.

Ветер задул, бросив ее роскошные волосы ей в лицо, и он не сразу смог увидеть ее реакцию. Она поднесла руку к окну. Неужели она собиралась закрыться от него в доме?

Нет. Волосы сдуло обратно, и он наконец увидел ее глаза. Они выражали счастье.

Теперь Кристина пела вместе с ним, время от времени прерываясь на приступы заливистого смеха.

– Я хочу знать наверняка.

Вот она приподняла подол саронга и высунула из окна свою изящную ступню, а за ней и всю ногу.

Вот она вся вылезла из окна, становясь ближе к нему.

Вот она направилась к нему по траве, разведя руки в разные стороны.

– Ради всего святого, Эл, прекрати эти ужасные звуки!

И ему действительно пришлось остановиться, потому что совершенно невозможно петь и целоваться одновременно.

Эффект выдры

– Понравилось? – уточнил Сет.

– Невероятно! – воскликнула Фиби у него из-за спины.

Она слезла с мотоцикла и сняла шлем. Ее волосы, уже густые и отросшие до плеч, примялись, а колени немного дрожали, но какой живой она