понимаем, не обидимся. Коли так, будем рассчитывать на собственные силенки. Дождемся ночки, поручкаемся[217], и бывайте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дома, до хаты. Слыхали такую припевку? По радио до войны ее частенько играли! Уйдем потихоньку, вы нас не знаете и никогда не видели. Ну, и мы соответственно.

— Категорически… Категорически возражаю! — воспротивился доктор. — Наши переговоры несколько затянулись, но в тупик не зашли. Взываю к вашему разуму еще раз — не отвергайте протянутую вам руку помощи. Обсудим проблему спокойно, без эмоций.

Кабинет покинули за полночь, Чен начал прощаться, Таня его удержала:

— Без чая я вас не отпущу.

— Не откажусь. Какой же я иначе китаец?

— У нас тоже любят чаи гонять, — заметил Петухов. — Не зря прозываемся московскими водохлебами.

Чен рассмеялся; Костя толкнул под столом Данченко, указав глазами на китайца: неплохой малый. Старшина, едва удерживая здоровенными ручищами хрупкую фарфоровую чашечку, промычал неопределенное:

— Побачимо[218].

Спать легли в гостиной, Говорухин блаженствовал на широком диване.

— Хороша коечка! Мягкая. Дома обязательно такую заведу.

— Дома… Что день грядущий нам готовит? — вполголоса пропел Петухов.

— Ночь, — сонно поправил Данченко. — Уходим ночью.

Не спалось, Петухов ворочался, ворочался, захотел пить. Натянув брюки, влез в мохнатые докторовы туфли, пошлепал на кухню. У окна застыла парочка, Костя громогласно закашлялся, Лещинский отпрянул в сторону, Таня заносчиво оттопырила полную губку.

— Да! Мы любим друг друга. Любим!

— На здоровьечко, — буркнул огорошенный Петухов. — Самое время для любви.

Торопливо напившись, он шмыгнул в коридор, не рискнув повторно прокашляться.

XIX

КОНЕЦ КАРЬЕРЫ КНЯЗЯ ГОРЧАКОВА

Провожатый, коренастый унтер, отдал честь прилизанному молодому офицеру; небрежно козырнув в ответ, офицер вышел из-за стола, почтительно поклонился:

— Господин полковник вас ожидает.

Человек в штатском холодно кивнул, адъютант, щелкнув каблуками, распахнул дверь кабинета. Полковник медицинской службы Эйдзи Нисимура, немолодой и грузный, встал, протянул холеную руку, заколыхался под просторным мундиром округлый живот.

— Входите, коллега. Рад вас видеть живым и здоровым.

Человек в штатском сдержанно поблагодарил, начальника отряда он переваривал с трудом — самодовольная посредственность с кругозором ротного командира.

— Генерала вчера вызвали в Токио, побеседовать с вами приказано мне.

Штатский молчал, но полковник видел, что визитер явно разочарован.

— Вы блестяще справились с трудным заданием, доктор. Буду счастлив доложить об этом генералу. Я ценю ваше драгоценное время, поэтому прошу излагать только главное.

Штатский улыбнулся: этот недоучка рассчитывает услышать обстоятельный доклад!

— В нашем деле, полковник, деталей не существует. Эту папку передайте господину генералу по его возвращении. Здесь — все.

— Разумеется, коллега… У меня и в мыслях не было… Вы достаточно натерпелись там, у большевиков, незачем тратить силы… Однако хотелось знать подробности, ведь вы так много сделали во славу нашего божественного Тэнно[219]…

Мокрица вздохнул — он не терпел краснобаев. Все, что он сделал, делалось для науки, исключительно для нее. Остальное его не интересовало. Его вселенная — лаборатория, десяток помощников, прочие, в том числе и этот брюхан, пусть играют в свои игры. Обладатель двух дипломов и столь неблагозвучного прозвища был рафинированным исследователем, ученым чистой воды, готовым во имя науки на любое испытание. Вот почему он безропотно брался за самые опасные эксперименты, не переча отправился в рискованное путешествие за кордон.

— В общих чертах, коллега… В двух словах…

— Хорошо. Постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Работа завершена, все запланированные эксперименты проведены. Получены исчерпывающие данные по району, где действовала наша группа. Приказ генерала выполнен. Все.

— Значит, секретное оружие может быть использовано на территории противника?

— Безусловно. Но только при условии строжайшего соблюдения инструкций, чтобы наши части не пострадали.

— Так… И какова, по-вашему, площадь территории, которую можно подвергнуть спецобработке?

— Пропорциональна затраченному. Прямая пропорция. Чем больше будет использовано нашей продукции, тем обширнее будут освобожденные районы.

— Освобожденные? От кого?

— От всего живого…

— Так… И все-таки как велика может быть территория, на которой все будет уничтожено?

— Земли наших северных соседей бескрайни, реки и воздушные потоки разнесут смертоносных микробов на тысячи километров…

Мокрице наскучило неуемное любопытство толстяка, что ему еще нужно? Пусть, в конце концов, ознакомится с документами, как-никак он замещает генерала.

— Пока это все теория, полковник. Командование не дает нам зеленый свет, и вряд ли нам суждено насладиться плодами своего труда, которые мы столько лет выращиваем. Вы, полковник, заблуждаетесь, считая меня отшельником, засевшим в башне из слоновой кости. Я внимательно слежу за происходящим в мире. Победные трубы прогремят не скоро, если вообще когда-нибудь прогремят.

— Пессимизм для нашей нации не характерен, она энергична, настойчива в достижении цели.

— Русским тоже не откажешь в этих качествах. А германская армия топчется на месте.

— Но она — на Волге!

— Топчется, Эйдзи-сан. Движение на восток застопорилось. А советские солдаты неутомимы и отважны, в этом я имел возможность лично убедиться. Итак, полковник, что будет дальше, знают только великие боги.

— Иными словами, вы хотите сказать, что мы проиграем войну, так ее и не начав?

— Я бы воздержался от столь категоричных заявлений. Я не политик и не военный. Но смею уверить — исход предстоящей схватки мне не безразличен.

— Дело не в исходе, даже если мы проиграем — не страшно. Выиграем следующую войну.

— Какую?! Что вы имеете в виду? — В голосе Мокрицы слышалась тревога, и Нисимура понял, что переборщил, — не следовало вступать в полемику с этим малоприятным субъектом. Тема рискованная.

Полковник Эйдзи Нисимура смотрел на вещи шире: рано или поздно противоборствующие страны объединятся против Советского Союза, и тогда можно задействовать спецподразделения. Против коммунистов все средства хороши. К счастью, есть люди крайне заинтересованные в том, чтобы материалы, накопленные особыми отрядами Квантунской армии, в случае поражения Японии в будущей войне не были бы уничтожены. Это настоящие патриоты, у них есть могущественные покровители…

— Значит, вы допускаете… — задыхаясь, начал Мокрица.

Нисимура беспокойно заерзал в удобном кресле, сделал предостерегающий жест, но ученый был слишком взволнован и не обратил на это внимания.

— Допускаете возможность нашей… э… неудачи. В таком случае исследовательский центр, наши базы с ценнейшим уникальным оборудованием и сверхсекретной документацией будут уничтожены. Каким же образом удастся чудо-оружие возродить?

— Мммм… Нам помогут…

— Вот как?! Значит, материалы попадут в чужие руки?

— Почему — в чужие? Враг нашего врага — всегда друг…

Эйдзи Нисимура пощипал чахлые усики: разговор принимал неприятный оборот, оборвать собеседника неудобно, придется кое-как поддерживать затянувшуюся полемику. Но вот собеседник допустил просчет, осведомившись о взгляде на обсуждаемую тему генерала Исии. Нисимура тотчас преобразился, сухим, скрипучим голосом холодно объяснил, что он не вправе обсуждать столь