Ход переговоров очевидцы с той и с другой стороны описывали по-разному. О. Илиодор и его приверженцы передавали разные угрозы и ругательства, которые изрыгал полицмейстер, а Бочаров и его подчиненные, напротив, вкладывали в его уста чрезвычайно корректные фразы, свойственные только письменной речи. К тому же в шуме очевидцам трудно было разобрать слова.

Во всяком случае, суть диалога заключалась в следующем. Полицмейстер спросил, что здесь за собрание. Толпа очень некстати ответила, что собралась на молитву, на что Бочаров резонно возразил, что молебен закончился, и потребовал разойтись. По нескольким свидетельствам, полицмейстер отозвался о цели собрания с явным презрением: «при чем тут Бог, вас тут собрал монах», «что за Бог, разойдитесь» или даже: «дураки сюда ходят молиться». Зная скептическое отношение Бочарова к православной церкви, трудно определенно отвергать эти показания.

Толпа попыталась предъявить представителю власти свои требования. Бочаров не хотел слушать, указывая, что следует выбрать депутатов и отправить в полицейское управление, а не собираться скопом. Действительно, из диалога полицмейстера и толпы ничего путного не вышло. Не зная даже, как правильно назвать место, где печатаются газеты, люди закричали: «Закрой фотографии!». Бочаров ответил, что это не в его компетенции, причем, по общим свидетельствам богомольцев, обозвал народ «дураками и мокрохвостками».

Во время препирательств полицмейстера с народом о. Илиодор стоял возле своей кельи. Ему доложили, что Бочаров не хочет ни с кем разговаривать, а лишь требует разойтись. Поспешив на место событий, священник как раз услышал последние ругательства полицмейстера и попытался заступиться за свою паству: «Что вы оскорбляете?». Увидав перед собой врага, разъяренный Бочаров накинулся на него с некими «неприличными представителю власти словами», которые сложно восстановить, поскольку оба участника диалога предпочли умолчать о них. Один из очевидцев передавал первую реплику полицмейстера так: «ты монах, здесь пропагандируешь избиение людей». Впрочем, с психологической точки зрения картина очевидна.

Далее в докладе о. Илиодора любопытная оплошность: «Я поспешил унять толпу. Полицмейстер строго приказал мне унять толпу». Конечно, именно Бочаров потребовал тишины, а автор доклада продолжает приписывать себе все благоразумные идеи своих врагов. «Православные, замолчите, говорит с вами о. Илиодор, — крикнул священник, — вы просили приехать начальника города, вот он и приехал; говорите, но не все, а несколько лиц». Тут «водворилась мертвая тишина», в которой о. Илиодор стал вызывать из толпы отдельных лиц для переговоров.

Вышедшие 5–6 мужчин попытались предъявить Бочарову наивные требования своих единомышленников: запретить газетам клевету, оскорбляющую Бога и православную веру. Бочаров возразил, что речь идет только об иеромонахе Илиодоре: «при чем тут Бог, какой Бог». Да и паства тут не при чем. Да и полицмейстер не вправе вмешиваться в деятельность газет. Это личное дело о. Илиодора, пусть судится с газетами.

Этот диалог в рапорте полицмейстера изложен очень гладко, но из свидетельств противной стороны видно, что кипятившийся Бочаров то и дело перебивал своих собеседников, не скупясь на ругательства и вновь называя народ «дураками».

О. Илиодор снова вмешался, протестуя против этого именования. Бочаров вторично набросился на врага, и между ними произошел краткий обмен репликами, причем, по-видимому, полицмейстер обвинял собеседника в неповиновении властям. Тут иеродиакон Павел вновь выступил в роли миротворца и оттащил своего начальника от Бочарова, обрывая беседу, принимавшую опасный характер. Через несколько минут о. Илиодор был уже в своей келье, не подозревая, что положение на площади обостряется.

Тем временем толпа, недовольная презрительным обращением Бочарова, стала наступать на него. Сам он докладывал, что его хватали за руки и одежду, его подчиненные Михайлов и Нейман утверждали, что люди его даже толкали, но начальник казачьей команды Рвачев выражался иначе: трепали по плечу. Тогда полицмейстер предъявил толпе ультиматум: либо она расходится, либо он ее разгоняет силой. «Не разойдемся!» — возразили собравшиеся.

Бочаров и Нейман в один голос заявляли, будто в эту минуту о. Илиодор из толпы кричал: «Вы не посмеете разогнать молящихся, попробуйте разогнать». Однако в рапорте сам же полицмейстер справедливо отмечал, что священника в ту минуту на площади не было — «иеромонах Илиодор в это время скрылся в монастырь».

Итак, формальности были соблюдены — Бочаров предупредил толпу о предстоящем применении силы. Даже вроде бы трижды. Затем отдал казакам команду «вперед шагом марш».

«Казаки лихо наскочили на молитвенно и религиозно настроенную толпу… Захлестали нагайки, послышались стоны…» — живописал картину о. Илиодор в своем докладе. Жалуясь губернатору, богомольцы писали о пущенных в ход «копытах и плетях». Однако Бочаров и его помощники категорически утверждали, что нагайки не применялись, а стражникам было приказано наступать «с осторожностью, чтобы кого-нибудь не задавить». Соответственно, не было и пострадавших. Толпа просто бросилась врассыпную, испугавшись натиска, и казаки были остановлены. Основываясь на этих сведениях, губернатор докладывал министру: «Ни ударов нагайками, ни тем более поранений никому нанесено не было, так как толпа разбежалась прежде, чем стражники доехали до нее».

На самом деле раненые были, о чем красочно рассказал о. Илиодор: «Чрез две минуты чрез коридор моих келий несли стонавших женщин и девочек, а израненные мужчины с подбитыми головами и руками тоже со стонами двигались сами; всех отводили в братский корпус. Обстоятельства заставили меня пойти в церковь и взять Святые Дары. Я пошел к пострадавшим. Одна старушка с мертвенной бледностью на лице, пересиливая себя, слагала крестное знамя и слабо, слабо произносила: „Господи, Царь Небесный!.. Ты меня удостоил грешную пострадать за святую веру…“. То были, по всей вероятности, предсмертные слова смиренной мученицы». Жалобщики, пославшие телеграмму губернатору, о погибших не упоминали, но отметили, что «много раненых». Позднее преосв. Гермоген даже передал в Царицын 200 руб. для пострадавших, и о. Благовидов раздавал их жертвам 1.IX.1908.

Как же богомольцы пострадали, если стражники до них якобы не доехали? Казаки в один голос заявили: убегая, люди падали и давили друг друга. Словом, унтер-офицерская вдова сама себя высекла.

Не проясняют дело и противоречивые показания богомольцев: одни говорили, что лично слышали, как Бочаров приказал казакам бить народ, видели раненых или даже сами пострадали кто от лошадей, кто от нагайки (Мария Новикова), а другие — что их лично не били и они не видели, чтобы казаки били других.

Трудно поверить, чтобы самодурство полицмейстера дошло до избиения толпы. Формулировка отданного Бочаровым приказа однозначно устанавливается единодушным свидетельством самого полицмейстера и находившегося среди толпы мещанина Новикова: «вперед шагом марш». Отдавалось ли до приезда на место дополнительное распоряжение или, как утверждал Нейман, Бочаров наоборот заранее запретил казакам использовать нагайки, — сказать трудно.

Наличие жертв вполне может объясняться суматохой и давкой. Крестьянин Кононов, например, отбежал в сторону, упал в яму