вступил в разговор Шафер. – Вы не могли бы присвоить этим образцам какие-то номера, чтобы мы знали, где копать дальше?»

«Да, могли бы. Мы так и сделаем. Мы сообщим вам имена тех людей, в чьих тканях нашли остатки морфия. Что скажете?»

«Прекрасно, просто великолепно», – ответил Шафер.

«Ну так вот, первый пациент, в тканях которого был обнаружен морфий, – Харольд Дюпа, Д-Ю-П-А».

«Понял, сэр», – отозвался Шафер. Дюпа был одним из девяти пациентов, которым, по мнению сотрудников «Лайфкэр», доктор Поу и две медсестры из Мемориала, поднявшись на седьмой этаж, сделали инъекции в четверг, 1 сентября.

«Так, идем дальше. Холлис Форд [Холлис Элфорд]; Уильда Макманус; Илэйн Нельсон; Эмметт Эверетт; Элис Хацлер, Х-А-Ц-Л-Е-Р; Роуз Савуа, С-А-В-У-А; Айрита – А-Р-И-Т-А [sic], Уотсон и, наконец, Джордж Хьюард, Х-Ь-Ю-А-Р-Д. Извините, если я произношу недостаточно четко».

Это было поразительно. Из восемнадцати изученных образцов следы морфия и еще одного специфического препарата обнаружились в тканях именно тех пациентов, чьи имена и фамилии были включены сотрудниками офиса окружного прокурора в список людей, смерти которых можно было считать подозрительными. А ведь сотрудники лаборатории не знали, кто именно вошел в этот перечень!

Прощаясь с агентами, Миддлберг пожелал им хорошего дня. Что ж, все говорило о том, что его пожелание сбудется. Редко бывало так, чтобы все сходилось настолько точно. Миддлберг назвал концентрацию морфия в тканях пациентов из списка «чертовски высокой». Райдер и Шафер хорошо запомнили эти слова.

* * *

Каким бы удачным ни был процесс сбора доказательств на первом этапе, сделать предстояло еще очень много. Шафер по опыту знал, что даже самые многообещающие дела часто заканчиваются совсем не так, как ожидает следователь. «Не давайте воли эмоциям», – предупредил он Вирджинию Райдер.

Вполне возможно, что тем самым он подсознательно предостерегал и самого себя. Прошло всего несколько недель с тех пор, как он потерял дочь. Она страдала острой формой ревматоидного артрита и умерла во сне из-за того, что слишком много врачей прописывали ей слишком много лекарств. Токсикологическая экспертиза показала, что девушку убила случайная передозировка лекарственных препаратов, которые усиливали действие друг друга. Шафер был взбешен, узнав, что в аптеке, где его дочь получала по рецептам почти все лекарства, не удосужились проверить их совместимость.

В тот день, когда позвонил Миддлберг, 6 октября, произошло еще одно важное событие – а именно: беседа с профессиональным врачом, который во время урагана и наводнения находился на территории Мемориала, но при этом формально в «Лайфкэр» не работал. Райдер и Шафер сначала коротко переговорили с Брайантом Кингом по телефону, а затем отправились к нему домой: он жил в той части Нового Орлеана, которая не пострадала от наводнения, так что его жилище осталось целым и невредимым. Эвакуировавшись из Мемориала на лодке и высадившись в сравнительно безопасном месте, Кинг добрался до дома пешком. «Мои растения погибли, и это было для меня самой большой трагедией. В целом можно сказать, что все закончилось не так уже плохо – если не считать того, что теперь у меня нет работы», – сказал он.

В отличие от свидетелей – сотрудников корпорации «Лайфкэр», встречи с которыми организовывал адвокат компании, Кинг сам связался с офисом генерального прокурора после того, как увидел телерепортаж, в котором показали, как работники погребальной службы вывозили из Мемориала трупы умерших. Его потрясло количество тел, обнаруженных в часовне Мемориала. Кинг рассказал о мужчине, чью смерть он сам констатировал рано утром в четверг и тело которого отвез в ту же часовню. «Это был шестой умерший пациент на тот момент. Готов поклясться, потому что я считал, – сказал Кинг. – После этого никто на моем втором этаже не умирал – по крайней мере до того момента, как я покинул больницу. А это произошло между половиной первого и половиной второго дня».

Включая тех, чьи тела находились в часовне, сказал Кинг, в больнице на момент его эвакуации умерло двадцать пациентов – или двадцать один, но никак не больше. Из новостей он узнал, что всего тел в итоге оказалось сорок пять. «Я подумал: что-то слишком много. Это была первая мысль, которая пришла мне в голову. Просто невозможно, чтобы столько людей умерло с моего отъезда до следующего дня, то есть с середины дня четверга до пятницы, потому что… – Кинг сделал паузу. – Да, эти люди были серьезно больны, но все же они были не настолько плохи, чтобы… то есть, я хочу сказать, не могло сразу наступить столько смертей. Двадцать смертей за день или даже больше – такого не может быть! Что это за больница, которая теряет двадцать пациентов в один день? Нет, серьезно! Если у вас за день умирает двадцать больных, неудивительно, что начинается расследование, потому что ясно: произошло что-то ненормальное».

«Что-то ненормальное», о чем говорил Кинг, было куда более экстраординарным, чем страшная жара и отключение в больнице электричества, последовавшие за ураганом «Катрина». Кинг предложил Райдер и Шаферу поговорить с человеком, который «контролировал все» в больнице во время стихийного бедствия. «Я, знаете ли, ожидал, что всем будет руководить главный администратор, но это оказалось не так», – сказал Кинг. По его словам, все нити управлении находились в руках высокой женщины с ярко-рыжими волосами. «Она проводила все совещания. Мне казалось странным, что всем заправлял человек, которого я никогда раньше не видел».

Кингу было известно только то, что женщину зовут Сьюзан. «Я не знал, кто она такая, но действовала она очень решительно, и все ее слушались. Если она входила в помещение и говорила: «Так, все встали и занялись тем-то и тем-то», – все замолкали и принимались за дело».

Утром в четверг, 1 сентября, у Кинга состоялся разговор с доктором Кэтлин Фурнье, с которой он был знаком еще по медицинскому колледжу. Она рассказала ему о своей беседе с той самой Сьюзан и доктором Анной Поу. Суть беседы сводилась к тому, что некоторых пациентов следовало избавить от страданий. Кинг вспомнил, что, если верить Фурнье, Анна Поу во время того разговора произнесла такие слова: «О да, у меня с этим нет никаких проблем».

Фурнье тогда поинтересовалась у Кинга, что он думает об избавлении пациентов от страданий. «В глубине души я убежден, что это ненормально, – заявил Кинг следователям. – Нам платят не за это. Нам платят за то, чтобы мы лечили людей – до самого последнего момента. До того момента, когда все решится окончательно – когда человек умрет или выпишется из больницы».

Следователи решили немного нажать на опрашиваемого. «Выходит, вы знали,