Надо всем селением витал какой-то странный запах.

Легран говорил минуты три. Потом подождал. Она тоже выдержала паузу и очень кратко что-то ответила, по-прежнему не сводя взгляда с Анны. Зубы придавали черноте ее кожи какой-то дикий отблеск.

На веранде дома, подвешенные к столбам, красовалось две маски танцоров, они были черно-белые, расписаны по дереву и увенчаны острыми, торчащими, как два язычка пламени, рожками. Анна тоже не могла оторвать от них глаз. Легран снова заговорил с женщиной. Но на сей раз она ничего ему не ответила. Он подумал, почесал в затылке и обернулся к нам.

— Она не хочет сказать, где он, — сообщил Легран.

Анна поднялась и направилась к дому. Мы последовали за ней. По правде говоря, нам с Эпаминондасом уже давно не терпелось это сделать. Вблизи красота женщины ничуть не утрачивала своего совершенства. Анна подошла к ней и улыбнулась как-то очень растроганно. Та же не сводила с нее расширенных мучительным, почти болезненным любопытством глаз, никак не отвечая на ее улыбку.

Странный запах, что витал в воздухе, стал сильнее, а за спиной у нас закурился какой-то едкий дымок. Однако пока никто, кроме меня, не обращал на это никакого внимания. Да и я-то едва-едва.

Анна стояла перед женщиной, не в силах оторвать от нее взгляда. Женщина тоже, но так и не найдя сил ответить на ее улыбку. Анна вытащила из кармана шорт пачку сигарет и протянула ее женщине. Она сделала это как-то униженно и улыбнулась, такой улыбки мне еще ни разу не приходилось видеть на ее лице, будто она улыбалась только для себя одной, напрочь позабыв, о чем пришла ее просить. При виде пачки сигарет женщина так и подскочила на месте. Потом опустила глаза, взяла сигарету и поднесла ее ко рту. Рука ее была похожа на цветок с синими лепестками. Она дрожала. Я наклонился и зажег ей сигарету. Однако рука дрожала так сильно, что не смогла удержать сигарету и та выпала у нее из рук. Эпаминондас поднял ее. Женщина машинально взяла сигарету, поднесла ко рту и глубоко затянулась. Она была явно из тех, кому нравилось курить и кто обретал в курении силу и терпение. Взгляд ее впервые покинул Анну и скользнул по нас с Эпаминондасом — в нем сквозило все то же мучительное любопытство. Она словно силилась что-то понять, но ей это никак не удавалось, и она отказывалась от дальнейших попыток.

— Скажите ей, — едва слышно прошептала Анна, — скажите ей, что, скорее всего, это ошибка.

Легран с горем пополам перевел ее слова. Женщина выслушала с бесстрастным видом. И ничего не сказала в ответ.

Вечерний ветерок донес до нас густое облако дыма. Но всем было не до того, чтобы замечать такие вещи. Кроме меня. Да и то… По-прежнему едва-едва. Хотя он был какой-то удивительно едкий и вонючий.

— Да-да, — проговорила Анна, — очень-очень много шансов, что это просто ошибка.

Легран перевел, все так же с трудом. Он немного занервничал. С минуту у женщины был такой вид, будто ей захотелось что-то ответить, однако она и на сей раз промолчала.

— Скажите ей, — попросила Анна, — что вот уже целых три года, как я ищу его.

Легран снова перевел. Женщина окинула Анну долгим взглядом, опять подумала, дольше, чем в тот раз, потом опустила глаза, так ничего и не ответив.

— Может, — предположил Легран, обернувшись в сторону площади, — другие будут поразговорчивей.

Анна поднялась во весь рост.

— Нет, — возразила она, — я не хочу говорить ни с кем, кроме нее.

Ей долго пришлось ждать, пока та наконец не заговорит. Теперь она снова успокоилась. Женщина докурила сигарету, и она протянула ей другую. Именно в тот самый момент запах дыма сделался таким сильным, что его уже никак нельзя было не заметить. Анна обернулась, и лицо ее залила какая-то немыслимая бледность. Посмотрела куда-то вдаль, туда, откуда шел этот дым. Он шел с другой стороны площади, не так уж издалека. Анна сделала едва уловимое движение, будто собираясь убежать, но только в другую сторону, туда, откуда мы пришли. Потом остановилась, совсем без сил. Легран явно не понял, что произошло. Я бросился вперед, Эпаминондас — следом за мной. На крошечной площадке, круглой, двое мужчин поджаривали куду. Они вертели палку, проходившую меж его связанных ног. Голова, еще не тронутая огнем, волочилась носом по земле, а длинная шея, на которой он носил свою свободу по самым отдаленным лесам планеты, уже сникла, опаленная языками пламени. Это от его горящих копыт распространялся по всему селению тот самый запах, что так встревожил нас. Рога были отделены от тела. И валялись на земле, будто шпаги, выпавшие из рук воина. Я вернулся к Анне.

— Там куду, — проговорил я, — большой куду.

Женщина, ничего не понимая, все же внимательно следила за нашими движениями. Впрочем, Легран, имевший весьма слабое представление о том, что такое человеческое воображение, понял ничуть не больше. Анна пришла в себя довольно быстро. С минуту она простояла, прислонившись к столбу веранды, потом снова повернулась к женщине. И в тот самый момент женщина наконец заговорила. Голос у нее оказался нежный и какой-то гортанный.

— Это для вас, — перевел Легран, — он убил этого куду вчера утром.

И снова замолкла. Анна уселась рядом с ней на циновку. Женщина немного успокоилась.

— Я не стану больше спрашивать ее, где он сейчас, — медленно проговорила Анна. — Это все равно без толку. Скажите ей, что у него есть шрам, очень, как бы это сказать, особенный, который совсем незаметен вот так, снаружи, его может увидеть только женщина, как она… или как я. Скажите, что благодаря этому шраму мы с ней всегда сможем без труда узнать его из тысячи других.

Легран перевел как мог, на наш взгляд, как-то очень уж лаконично. Женщина, немного подумав, что-то ответила.

— Она спрашивает, как выглядит этот шрам, — проговорил Легран.

Анна все-таки нашла в себе силы улыбнуться. И ответила:

— Она должна понимать, что этого я ей не скажу.

Легран снова перевел. Женщина прищурилась, изобразив некое подобие улыбки. И сказала, что все понимает. Потом прибавила что-то еще, достаточно пространно.

— Она говорит, — перевел Легран, — что шрамы, они есть у любого мужчины.

— Само собой, — согласилась Анна, — но тот связан с его историей. Больше, куда больше, чем всякие обычные шрамы.

Он перевел. Она снова задумалась. Наши шансы все уменьшались и уменьшались. Она явно ничего не понимала. Все, дохлый номер, проговорил Эпаминондас. От нетерпения он даже не мог устоять на месте. Теперь он думал только о куду и хотел как можно скорей уехать, чтобы попытаться до наступления ночи подстрелить хотя бы одного. Легран тоже занервничал. Всякий раз, когда он переводил, у него проскальзывали какие-то грубые интонации. Только мы с Анной спокойно переносили это испытание терпения. Да, наши шансы все уменьшались и уменьшались с каждой минутой, как вдруг женщина произнесла что-то довольно длинное и как-то гораздо тверже, чем раньше.

— Она сказала, — перевел Легран, — что такие шрамы есть у любого мужчины, если он сильный и храбрый. — Потом, топнув ногой, добавил: — Будто в этом все дело. Теперь она будет морочить вам голову до самого вечера.