– Я нашла ее в переулке рядом с мусорным баком пекарни, – сказала Бриджит.

Я поднесла пальцы к носу котенка, позволила ему укусить меня за палец.

– От него пахнет рыбой.

– Она вылизывала банку лососины.

Мы искупали котенка, назвали его Мину. На закате мы поехали в «Уолмарт» на Эллсворте за лотком и кошачьим кормом, положив котенка в сумку, которую Бриджит повесила на плечо, потому что мы не решались оставить его одного. По дороге домой, пока Мину мяукала у меня на коленях, у меня начал разрываться телефон – Стрейн.

Бриджит рассмеялась, когда я нажала «отклонить» четвертый раз подряд.

– Ну ты и злюка, – сказала она. – Мне почти его жаль.

Телефон запищал от нового голосового сообщения, и она саркастично ахнула, изображая потрясение. Мину так вскружила нам головы, что казалось, будто нам все позволено и мы можем поддразнивать друг друга по любому поводу и хохотать без остановки.

– Ты что, даже не послушаешь? – спросила она. – Может, у него что-то срочное.

– Поверь, ничего срочного у него нет.

– Откуда тебе знать! Надо послушать.

Чтобы доказать свою правоту, я проиграла сообщение по громкой связи, ожидая услышать душераздирающие мольбы ему перезвонить, отчаяние, из-за того что я с ним не связалась, не подтвердила, получила ли я его посылку. Вместо этого я услышала стену неразборчивого шума, ветра и статики, которую перекрывал его злой голос:

– Ванесса, я еду к тебе. Ответь на свой гребаный телефон.

Затем раздался щелчок – сообщение окончено.

Бриджит осторожно сказала:

– Кажется, это все-таки срочно.

Я набрала его номер, и он взял трубку с полгудка.

– Ты дома? Я буду через полчаса.

– Да, – сказала я. – То есть нет. Прямо сейчас я не дома. Мы нашли котенка. Надо было купить лоток.

– Вы что?

Я покачала головой.

– Ничего, не важно. Почему ты сюда едешь?

Он резко засмеялся:

– Думаю, ты знаешь почему.

Бриджит то и дело посматривала на меня, переводя взгляд с моего лица на дорогу и обратно. Приборная панель подсвечивала ее лицо. «Все нормально?» – одними губами спросила она.

– Я не знаю почему, – сказала я. – Я понятия не имею, что происходит. Но ты не можешь просто взять и приехать…

– Он уже рассказал тебе, что случилось?

Я обвела взглядом ветровое стекло, туннель, проделанный фарами в темном шоссе. Стрейн так выплюнул: «Он», что у меня закололо затылок.

– Кто?

Стрейн снова засмеялся. Я так и видела его жесткий взгляд, стиснутые челюсти, жгучий гнев, который он раньше обращал только на других. При мысли, что сейчас этот гнев направлен против меня, мне казалось, будто земля осыпается у меня под ногами.

– Не строй из себя идиотку, – сказал он. – Буду через десять минут.

Я попыталась напомнить, что он только что говорил, что будет через полчаса, но он уже повесил трубку. На экране высветилось: «Вызов завершен».

Бриджит спросила:

– Ты в норме?

– Он едет к нам.

– Зачем?

– Не знаю.

– Что-то случилось?

– Бриджит, я не знаю, – огрызнулась я. – Не сомневаюсь, что ты слышала весь гребаный разговор. Он не расщедрился на подробности.

Дальше мы ехали молча. Наш радостно-компанейский настрой выветрился из салона. На коленях у меня мяукала Мину. Такой жалкий тихий писк мог разозлить разве что чудовище – но, наверное, я была чудовищем, потому что все, чего я хотела, – это сжать крошечную мордочку котенка в руках и заорать на него, на Бриджит, на всех, чтобы они хоть на секунду заткнулись и дали мне подумать.

Бриджит сказала, что проведет вечер где-нибудь еще, чтобы мы со Стрейном могли побыть наедине. На самом деле она явно просто хотела убраться подальше от меня, моего психованного старого бойфренда и постоянно нависающей надо мной тяжелой тучи. Так, пару недель назад она привела домой какого-то парня и сказала ему: «Ой, Ванесса вечно на грани катастрофы, такие девушки притягивают к себе страсти».

После ее ухода я села на диван, положив на колени Мину, а на кофейный столик – открытый ноутбук. Каждые несколько минут я наклонялась, чтобы обновить страницу, как будто мне вот-вот мог прийти имейл, способный запросто все объяснить. Услышав, как дверь в подъезд открывается и по лестнице гремят тяжелые шаги, я сбросила Мину, схватила телефон. Он заколотил в дверь, котенок исчез за диваном, а мой палец скользнул по цифровой клавиатуре. Мысль позвонить в 911 была такой же фантазией, как и мысль о том, что мне могло прийти письмо от Генри. Звонок ничего бы не решил. Позвать на помощь значило бы ответить на не имеющие ответов вопросы диспетчера, объяснить необъяснимое. «Кто этот мужчина, что стучит вам в дверь? Откуда вы его знаете? В каких именно отношениях вы с ним состоите? Мне нужна полная история, мэм». Я перебирала варианты: продраться через это семилетнее болото и отдаться на милость скептически настроенного чужака, который мог мне даже не поверить, либо открыть дверь, в надежде, что все пройдет не так уж плохо.

Когда я его впустила, он вошел и тут же согнулся пополам, опираясь руками на бедра. Из груди у него со свистом вырывалось тяжелое дыхание.

Я шагнула к нему, боясь, что он упадет. Стрейн вскинул руку.

– Не приближайся ко мне, – сказал он.

Выпрямившись, он бросил куртку на круглое кресло, оглядел грязные полотенца, валяющиеся на пороге ванной, тарелку с засохшими макаронами с сыром на кофейном столике. Он пошел на кухню, начал открывать ящики шкафов.

– У тебя что, нет чистых стаканов? – спросил он. – Ни одного?

Я показала на башню пластиковых стаканчиков на стойке, и он, в ярости посмотрев на меня – «ленивая, расточительная девчонка», – наполнил один из них водой из-под крана. Я смотрела, как он пьет, и считала секунды до того, как его гнев снова наберет обороты, но, опустошив стаканчик, он только обессиленно оперся на стойку.

– Ты правда не знаешь, почему я здесь? – спросил он.

Я покачала головой под его буравящим взглядом. Мы не виделись с Рождества, когда он рассказал мне о Тейлор Берч. За несколько месяцев он изменился, его лицо казалось каким-то другим. Я искала и наконец нашла перемену: его очки. Теперь они были без оправы, почти невидимые. У меня кольнуло сердце при мысли, что он изменил такую неотъемлемую часть себя, не сказав мне.

– Я приехал сюда прямо с броувикского мероприятия кафедры, – сказал он. – Или с благотворительного вечера. Похер, не знаю, что это было. Я даже не собирался туда идти. Ты знаешь, как я все это ненавижу, но я подумал, что очередная ночь в одиночестве может меня прикончить. – Он вздохнул, потер глаза. – Меня задолбало, что ко мне относятся, как к прокаженному.