– Я в хорошем смысле. Не стоит из-за этого переживать. Это не ваша проблема.

Я попыталась как ни в чем не бывало улыбнуться, хотя мое горло сжималось в кулак, не давая дышать. Я представила, как Тейлор Берч плачет на диване, изливая душу Пенелопе – полному сочувствия психологу: «Мистер Стрейн меня трогал, почему он это сделал, что может помешать ему сделать это снова», но мое воображение было не остановить, и я опять перенеслась в кабинет Стрейна. Шипящий радиатор, стекло цвета морской волны.

– Слушайте, – сказала я. – Это пансион. Такие слухи возникают там все время. Если ваша подруга работает там не так давно, то, возможно, не знает, какие из них принимать всерьез, а какие игнорировать. Она научится.

– То, что я слышал, звучало довольно серьезно, – сказал Генри.

– Но вы сказали, что слышали это из вторых рук, – сказала я. – Я знаю, что случилось на самом деле, понимаете? Он мне рассказал. Он сказал, что прикоснулся к ее ноге, вот и все.

– О, – удивленно сказал Генри. – Я не думал… То есть я не понимал, что… Вы с ним до сих пор общаетесь?

У меня пересохло во рту – я поняла, что прокололась. Хорошая жертва не стала бы общаться со своим насильником. То, что мы со Стрейном по-прежнему общались, ставило под вопрос все, во что я позволила верить Генри.

– Это сложно, – сказала я.

– Конечно, – отозвался он. – Разумеется.

– Потому что то, что он со мной сделал, не настоящее изнасилование.

– Вы не обязаны ничего объяснять, – сказал он.

Мы посидели молча. Я смотрела в пол, Генри смотрел на меня.

– Вам правда не стоит переживать, – сказала я. – Случившееся с той девочкой не имеет ничего общего с тем, что случилось со мной.

Он сказал, что ему все ясно, что он мне верит, и мы сменили тему.

На первой неделе марта по почте пришел манильский конверт, на котором разборчивым почерком Стрейна был написан мой адрес. Внутри я нашла трехстраничное письмо и скрепленную скобами пачку документов: копию заявления, которое мы с ним подписали в день, когда нас разоблачили, датированного третьим мая две тысячи первого года; сделанные от руки записи со встречи между ним, миссис Джайлз и моими родителями; сочиненное мной стихотворение о русалке и острове севших на мель моряков, которое я уже почти забыла; копию заявления об отчислении с моей подписью внизу; письмо обо мне, Стрейне и приписываемом нам романе, адресованное миссис Джайлз. Я не узнавала почерк, пока не заметила внизу имя – Патрик Мерфи, папа Дженни. С этого письма все и началось.

Я разложила все документы на кровати, одну бумагу за другой. В адресованном мне письме Стрейн писал:

Я перепечатала это письмо и опубликовала его у себя в блоге, не давая ни контекста, ни пояснений, за исключением написанного заглавными буквами в конце поста вопроса: «ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, КАКОВО ПОЛУЧИТЬ ТАКОЕ ПО ПОЧТЕ?» Вопрос, заданный всем и никому. На мои посты редко отвечали, у меня не было постоянных читателей, но на следующее утро я прочла анонимный коммент, оставленный в 2:21 ночи: «Ванесса, выброси его из своей жизни. Ты такого не заслуживаешь».

Я удалила пост, но поздними ночами начали появляться все новые комменты, встречающие меня, когда я просыпалась. Построчный разбор, когда я опубликовала черновик стихотворения; «Красотка» в ответ на несколько селфи. Я написала: «Кто ты?» – но ответа так и не получила. После этого комментарии прекратились.

– Ты идешь? – спросила Бриджит с порога моей спальни.

Сегодня начиналось «Весеннее веселье» – неделя выпивки средь бела дня и прогулов пар. Днем на пирсе проходила вечеринка.

Я подняла взгляд от ноутбука.

– Эй, посмотри сюда.

Повернув к ней экран, я показала последнее фото Тейлор Берч. Это было снятое крупным планом селфи: уголки губ опущены, глаза подведены черным.

Не дождавшись от Бриджит реакции, я сказала:

– Это девушка, которая его обвиняет.

– Ну и что?

– Взгляни на это посмешище! – рассмеялась я. – Надо было постараться скорчить такую мину! Я хочу написать комментарий и посоветовать ей взбодриться.

Бриджит, поджав губы, многозначительно посмотрела на меня. Наконец она сказала:

– Ванесса, она еще ребенок.

Я отвернула от нее ноутбук и, чувствуя, что у меня горят щеки, закрыла страницу.

– Зря ты так часто заходишь в ее профиль, – продолжала она. – Это тебя только расстраивает.

Я захлопнула ноутбук.

– И издеваться над ней как-то нехорошо.

– Ага, ясно, – сказала я. – Спасибо за твое ценное мнение.

Бриджит смотрела, как я выбираюсь из постели и топаю по комнате, роясь в стопках одежды на полу.

– Так ты идешь? – спросила она.

На улице было всего восемнадцать градусов, но для апреля в Мэне это было все равно что лето. На пирсе стояли ящики пива PBR, на шашлычницах готовились хот-доги. Девушки загорали в лифчиках от бикини, а трое парней в пляжных шортах перелезли через розовый гранит, чтобы по колено зайти в ледяную воду. Бриджит нашла поднос с желе-шотами, и мы выпили по три штуки, посасывая их между зубами. Кто-то спросил о моих планах после выпускного, и мне понравилось, что у меня готов был ответ:

– Я буду работать ассистенткой Генри и готовиться к поступлению в аспирантуру.

Услышав имя Генри, какая-то девушка обернулась, коснулась моего плеча. Это была Эми Дусетт с семинара по литературе.