Коротков остановил машину возле тротуара и повернулся кНасте:

– Ты серьезно все это говоришь?

– Абсолютно.

– И тебе не стыдно?

– Почему мне должно быть стыдно?

– Потому что ты веришь в то, что Шутник до тебядоберется, а мы тебя не защитим.

– Но ведь он доберется, – спокойно возразилаНастя. – Если на него не подействует то, что сегодня покажут потелевизору, то в скором времени мы будем иметь шестой труп. Тогда уж и мой неза горами. Чего ты остановился?

Поехали.

– Нет уж, подруга дорогая, мы никуда не поедем, пока непоговорим и не разберемся. Ты что, не веришь, что мы тебя убережем?

Настя слабо улыбнулась, погладила Короткова по плечу.

– Юрочка, в тебе сейчас говорит начальник, который неимеет права сомневаться в своих подчиненных и должен поддерживать в нихуверенность и силу духа. Ты все делаешь правильно. Но меня-то не нужнообманывать, достаточно того, что я сама себя обманывала почти полтора месяца. Ипотом, вся эта история с завещанием не имеет прямого отношения к Шутнику и ктвоей способности организовать мою защиту. Шутник – это только повод, толчок ктому, чтобы подумать о возможности смерти. Мне совсем не обязательностановиться седьмой жертвой этого ублюдка. Вполне достаточно попасть вавтокатастрофу, получить удар током, отравиться плохими консервами или угодитьк недобросовестному стоматологу и заразиться СПИДом. Каждый из нас можетумереть в любой момент, Юра. Это неприятная мысль, мы гоним ее из сознания,потому что она делает нашу жизнь невыносимой и лишает ее перспективы, нооттого, что мы прогоняем мысль, само устройство жизни не меняется. Она такая,понимаешь? Человек – хрупкое создание, организм может оказаться разрушеннымвследствие множества причин, такими нас создала природа, и никто из нас неимеет права быть уверенным, что доживет до глубокой старости. Почему считается,что думать о завещании приличествует не раньше лет семидесяти? А многие и вдевяносто о нем не думают. Когда я поняла, что Шутник собирается меня убить, уменя словно глаза открылись. Я вдруг ясно представила себе, что действительномогу скоро умереть. Могу.

Скоро. Умереть, – повторила она медленно, как будтоприслушиваясь к своим словам. – С одной стороны, надо постараться этопредотвратить. Но, с другой стороны, я должна сделать все возможное, чтобы моясмерть, если она все же случится, причинила моим близким как можно меньше хлопоти беспокойства.

Идеально было бы еще купить место на кладбище или вколумбарии, чтобы Лешка с этим не колотился. Ты не знаешь, как это делается?

Коротков сидел с посеревшим лицом и ввалившимися глазами. Онсмотрел на Настю с таким ужасом, словно перед ним был оживший покойник.

– Ты что говоришь? – произнес он, с трудомподбирая слова. – Ты хоть слышишь сама себя?

– Слышу, Юрочка. У меня со слухом все в порядке.

– С головой у тебя не все в порядке! – взорвалсяон. – Ты что себя хоронишь? Совсем охренела?!

– Юра, – укоризненно протянула Настя,улыбаясь, – фу, как некрасиво, разговариваешь с дамой, к тому же со своейподчиненной, и употребляешь такие грубые слова.

– Я еще не такие слова употреблю, если ты неперестанешь дурака валять! Я тебя… Я тебя… – Он задыхался отярости. – Я тебя в квартире запру и никуда не выпущу, пока мы Шутника невыловим, поняла?

– А он весь дом взорвет, ему-то что, – спокойновозразила она.

– Вокруг дома охрану выставим.

– Да ну? И кто же тебе это позволит? Я что, министр обороны?Президент страны? И потом, ты мог бы заметить, что наш Шутник – человек весьмацелеустремленный и изобретательный. Знаешь, что он сделает в ответ на твоюохрану? Он понаблюдает за домом, присмотрит подходящего человечка, познакомитсяс ним и попросит за вполне солидную плату пронести в подъезд сумочку. И такуюпесню при этом пропоет, что человек ничего не заподозрит.

Твоя хваленая охрана не сможет не пропустить в дом жильца. Идосматривать сумки она тоже не будет. Вот и вся история. Все, Юра, хватитчитать мне мораль на тему вечной жизни, поехали на работу.

Коротков завел двигатель и всю дорогу до Петровки угрюмомолчал.

УБИЙЦА

Вторым путем, позволяющим избежать той смерти, которую ясчитал недостойной, была гибель от руки врага. Не как будто бы врага, которымможет предстать и преступник, а самого настоящего врага, который пытаетсянанести ущерб моей Родине. Уж что-то, а любить свою Родину я умел. Этому научилменя отец, беззаветно преданный интересам своей (и моей!) страны и готовыйслужить ей до последней капли крови. Само слово «Родина» было для меня святым,а фраза «если Родина потребует» была отнюдь не пустым звуком.

С самого детства я слышал от отца о том, что наша страна –самая лучшая, самая справедливая, самая добрая и красивая, и я должен гордитьсятем, что родился в ней и живу, и быть счастлив оттого, что мне судьба подарилавозможность сделать хоть что-нибудь на благо своей Родины. И у меня не было нималейших сомнений в словах отца. Бабушка, разумеется, этих взглядов неразделяла, но узнал я об этом только тогда, когда стал взрослым. В детстве жемоем и в юности я ни разу не слыхал от нее ни одного слова о том, что страна, вкоторой мы живем, не так уж хороша и справедлива, как принято считатьофициальной моралью. Единственный раз, когда мне довелось ознакомиться сбабушкиным мнением на сей счет, был тот самый разговор с отцом, в котором онапросила его сменить место службы, перебраться в Москву и быть поближе к сыну,то есть ко мне. Но беседа эта, во-первых, велась в кабинете с глазу на глаз спапой, и предполагалось, что я ничего не слышу, а во-вторых, не оставила во мнени малейших впечатлений о бабушкиной антипатриотической позиции, потому чтоглавным в этом подслушанном мною разговоре была информация об отце. Я узналтогда, что мой папа вовсе не землекоп и не грузчик, а заслуженный ученый,занимающийся разработкой новых видов вооружения, и это наполнило моюдесятилетнюю мальчишескую душу такой радостью и гордостью, что все остальноепрошло мимо моего внимания. Бабушка, несмотря на сложный характер, былачеловеком, несомненно, мудрым и отчетливо понимала, что коль мне все-такипридется жить в этой стране, не стоит вкладывать мне в голову мысли и чувства,которые помешают успешной адаптации к ненавистной старой дворянкедействительности.

Адаптация и в самом деле была успешной, даже более чем. Яискренне любил свою Родину и всей душой хотел быть ей полезным. Несмотря ни начто, несмотря на смены власти и отмены старой системы моральных ценностей,несмотря на экономические и политические перипетии, которые явно ставили подсомнение идею о том, что «мы – самые». Как принято говорить у англичан: «MyMotherland, right or wrong». Права она или не права, но это моя Родина. Я люблюее и горжусь ею. И никакими экономическими и политическими потрясениями этогоне искоренить и не поколебать.