– Без разницы, – ответил он. – А у тебя естьна примете кто-то получше наших?

– Ларцев.

Коротков вскинул на нее удивленные глаза, помолчал, доставаясигарету из пачки, закурил.

– Не боишься?

– Юрочка, нельзя бояться до бесконечности. Мы с тобойоба знаем, что Володя хороший психолог, кроме того, он разбирается в нашейработе и в наших трудностях. И кроме того, нашей вины нет в том, что случилось.Он сам пошел туда и сам угодил под пулю.

– Но мы его спровоцировали, – заметилКоротков. – Я же помню. Гордеев его вел, как рыбу за приманкой, и заставилсделать то, что он сделал.

– Не правда, – возразила Настя, – Колобоквынудил его пойти на контакт с преступниками, это верно, но искать адрес НатальиДахно и идти к ней домой его никто не заставлял. Наша вина была только в том,что мы узнали правду о Ларцеве и не захотели с ней мириться. Неужели тыдумаешь, что он держит на нас зло за это? Пять лет прошло.

– Ну хорошо, допустим, – сдался Коротков, – аты уверена, что он продолжает заниматься психологией?

– Продолжает. Я узнавала. С тех пор, как егокомиссовали, он закончил специальный курс в университете и занимается тем, чтоконсультирует различные фирмы по вопросам подбора и расстановки персонала.

– А вдруг он тебя поганой метлой погонит? Учти, у негобыло черепное ранение, люди после таких травм становятся вспыльчивыми инеуправляемыми.

Неужели рискнешь?

Настя засмеялась:

– Я могла бы, конечно, сказать, что рискну, и ты меня зауважалбы за мою феерическую смелость. Но врать не стану, я ему уже звонила.

– Серьезно? – почему-то обрадовалсяКоротков. – И как он? Я с ним в последний раз общался, по-моему, года дваназад.

Вот так, с грустью констатировала Настя. Работаешь с человекомбок о бок, делишь с ним и опасности, и радости, и неприятности, а потом онуходит, ты еще некоторое время поддерживаешь с ним отношения, но это тянетсянедолго. С каждым месяцем вы перезваниваетесь все реже и реже, потому чтовместе не работаете и обсуждать вам уже вроде бы и нечего. И настает момент,когда ты пытаешься вспомнить, когда же в последний раз звонил ему, иоказывается, что это было два года назад.

– Юра, как ты думаешь, это мы с тобой утратиличеловеческий облик на своей работе или все люди такие? – спросила она.

Коротков передернул плечами, словно продрог, подошел к окнуи закрыл форточку. Налив из графина воду в электрический чайник, воткнул вилкув розетку и принялся с сосредоточенным видом доставать из стола чашки.

– Кофе будешь?

– Буду. Юра, я задала вопрос, – настойчивоповторила Настя.

– Только не делай вид, пожалуйста, что тебе необходиммой ответ, – раздраженно откликнулся Коротков. – Мы сейчас с тобойначнем морализаторством заниматься и охать, какие мы плохие и бесчувственные,Володьку забыли, а ведь он остался один с маленькой дочкой на руках, да к томуже больной. Вот я тебе на примере тещи скажу: на похороны человек пятьдесятпришло, из них только трое или четверо все годы, пока она болела, регулярнозвонили и справлялись о ее самочувствии, из этих троих-четверых всего одинпредлагал помощь. А остальные откуда взялись? Когда-то они с ней вместеработали, виделись каждый день, общались, делали одно дело. А потом, когда еепаралич разбил, – он сделал выразительный жест и прищелкнул пальцами, –фьюить! Растворились в небытие. Однако проститься пришли. Так что не вали всена наши с тобой головы и на нашу работу. У всех так.

Вода в чайнике закипела, Юра приготовил кофе и пододвинулНасте чашку с умилительной розочкой, увитой голубыми листочками. Сам он пил извысокой кружки, на которой был изображен свирепого вида бульдог.

– Ты что, посуду по половому признаку раздаешь? –осведомилась Настя, скептически разглядывая узор на чашке. – Девочкам –розочки, мальчикам – служебные собаки.

– Не хочешь – могу поменяться, – отпарировалон. – Мне без разницы, из какой чашки пить. Ты когда к Ларцеву поедешь?

– Сегодня. Вот кофе допью и поеду.

– Привет передашь от меня?

– Давай свой привет, только упакуй как следует, –пошутила Настя.

Некоторое время они молча пили кофе. Коротков исподтишкаразглядывал Настю, она чувствовала его взгляд, но никак на него не реагировала.Обычно в таких ситуациях она начинала злиться, потому что терпеть не могламолчания, во время которого ее разглядывают, но сегодня она с удивлениемпонимала, что ее это нисколько не трогает. Какая разница? Разглядывай неразглядывай, а все равно получишь еще два посторонних трупа, а потом третий, еесобственный. Острый страх, пережитый во время просмотра фильма «Семь», сменилсябесчувственностью и ледяным спокойствием. Настя знала, как опасно этоспокойствие, оно притупляет внимание и остроту восприятия, и человек в такомсостоянии часто сам идет навстречу собственной смерти. Не потому, что хочет ее,а потому, что не видит опасности, хотя должен был бы видеть.

– Ася, почему ты не хочешь, чтобы тебя охраняли? –внезапно спросил Коротков, будто прочитав ее мысли. – Если ты уверена, чтоШутник собирается тебя убить, то ведешь себя чудовищно легкомысленно.

– У него на повестке дня еще два убийства, за грехгнева и грех зависти.

Вот когда он их совершит, тогда придет пора меня охранять.Знаешь, – медленно сказала она, отставляя чашку, – мне кажется, что ясхожу с ума.

Знать, что должны погибнуть два человека, два ни в чем неповинных и ни о чем не подозревающих человека, и не иметь возможности ихспасти, – это тяжкий груз. Я его не вынесу. Этот Шутник почемуто хочетменя убить, предварительно заставив потерять рассудок от страха и ожиданиясмерти, и для этого ему нужно уничтожить какое-то количество людей. Ты тольковдумайся, Юра: чтобы отомстить мне, он убивает других людей. Если посмотреть наэту картинку с другой стороны, то получается, что я сделала что-то плохое, зачто мне причитается страшная месть, и в результате будут уничтожены шесть человек.Четверо уже умерли, двоим это еще предстоит. Все эти шесть смертей – на моейсовести. Если бы я не сделала то плохое, за что Шутник сводит со мной счеты,все эти люди были бы живы.

– Но ведь ты никогда ничего не делала, кроме своейработы. А все, что ты сделала по службе, было правильным и оправданным, потомучто такова служба и таков твой долг, – очень серьезно ответилКоротков. – Государство платит тебе за это зарплату. А разве может такбыть, чтобы государство официально разрешало и платило зарплату за то, чтобылюди делали то самое «плохое», о котором ты говоришь? Перестань казниться, Ася,это не дело.

Она сидела на стуле, раскачиваясь из стороны в сторону иуставившись ничего не видящими глазами в край стоящего в углу комнаты сейфа.

– Я не могу, Юра, – пробормотала она едваслышно, – я не могу перестать казниться. Я постоянно чувствую свою вину.