«Мне тридцать восемь лет, – говорила она себе, трясясьв вагоне метро, – а что я видела в этой жизни? Школа, университет, служба.Кабинеты, трупы, лица потерпевших, свидетелей, преступников. Метро. Собственнаяквартира. С тем, что я, возможно, скоро умру, я уже примирилась, но ужасно жальумирать, не увидев и не прочувствовав массы вещей, которые мне вполне доступны,но которые я всегда откладывала «на потом», потому что времени жалко. Конечно,отдохнуть на курортах Майами я уже не успею, да и не по деньгам, и в Лувр тожене попаду, что все равно есть что-то, что еще можно успеть. Ну, например,посмотреть в театрах несколько хороших спектаклей».

Она не подозревала, что испытываемые ею чувства называютсяжаждой жизни, она лишь хотела хотя бы отчасти эту жажду утолить.

Придя домой, она деловито посмотрела на часы – до приходаЧистякова оставалось полчаса. Настя решительно открыла шкаф. Боже мой, сколькотряпок навезла ей мама из своих бесконечных зарубежных командировок! И из всегоэтого изобилия она использовала, кажется, только вот этот серый костюм, когдазамуж выходила, да еще узкие черные брюки, тоже один раз надела. Все остальноетак и висит невостребованным. Хоть успеть поносить…

Взгляд ее упал на заготовленные, но не использованныестройматериалы.

Сколько еще они так пролежат? А потом Лешке придется маятьсяс ремонтом.

Может быть, наплевать на принципы и попросить денег у брата?Тогда можно было бы быстро отремонтировать квартиру, чтобы не оставлять мужупосле своей смерти еще и эти хлопоты. Что еще осталось? Надо бы сесть иподумать, какие дела следует привести в порядок или доделать до конца, чтобыони потом не повисли грузом на ее близких.

К приходу Чистякова Настя успела не только выбрать наряд, нои накраситься.

– Это что такое? – с ужасом спросил Алексей,замерев на пороге комнаты.

– Лешик, давай пойдем куда-нибудь поужинать, – попросилаона.

– Почему?

Он закашлялся, болезненно наморщив нос.

– Я имею в виду: в честь чего?

– Просто так. Продуктов в холодильнике нет…

– Я принес, – прервал ее Алексей. – На рынокзаезжал, купил еды на неделю.

– Я не хочу, чтобы ты сейчас начинал возиться с ужином.

Ну пожалуйста, солнышко, давай сходим куда-нибудь.

Чистяков не торопясь снял куртку, достал из кармана очки и,надев их, стал пристально разглядывать жену.

– Что ты на меня так смотришь? Мне это не идет? –тревожно спросила Настя.

– Идет. Сидит хорошо.

– Тогда в чем дело?

– Это я тебя хочу спросить, в чем дело. Когда ты внормальном состоянии, тебя в ресторан никаким калачом не заманишь, а уж о том,чтобы заставить тебя прилично одеться, и речи быть не может. Я смотрю, ты дажеглаза накрасила.

– И губы, – добавила Настя.

– Вот я и хочу знать, что происходит. У нас с тобойкакая-то годовщина, о которой я благополучно забыл?

– Нет.

– У тебя произошло какое-то событие, которое ты хочешьотметить?

Событие? Да, пожалуй. Разве изменение отношения к собственнойжизни – это не событие? Происходит редко, да и то не с каждым. А тем болееизменение отношения к собственной смерти. Но разве можно объяснить это Леше?Вообще-то можно, но нужно ли? Он испугается, начнет переживать, волноваться. Сдругой стороны, и не объяснять нельзя, если любишь человека, негоже держать егоза болвана и играть втемную. Но, с третьей стороны, разговор этот серьезный идолгий, не затевать же его вот так, наспех, стоя на пороге.

– Да, Лешенька, произошло одно событие, о котором мнехотелось бы тебе рассказать. Но не в двух словах. Пойдем куда-нибудь, и заужином я тебе все объясню.

Чистяков вздохнул и опустился в кресло, скрестив руки.

– Асенька, я ценю твой порыв к выходу в свет, но, честноеслово, давай отложим до другого раза. Во-первых, у меня нет настроения.Во-вторых, я сегодня вечером жду звонков как минимум от трех человек, я с нимиуже договорился и обещал, что буду дома. Это деловые звонки, и я не могу имипренебречь.

Глаза у Насти потухли, плечи опустились. Конечно, это надобыло предвидеть, разве Лешка обязан подстраиваться под ее непредсказуемыепорывы?

Не только она устает на работе, другие люди тоже не баклушибьют. Как жаль… Ну что ж, завтра тоже не поздно, Шутнику еще предстоит найти иубить свою шестую жертву. Если он не передумает, посмотрев сегодняшние выпускиновостей.

– Ладно, – вяло произнесла она, – не сегодня– так не сегодня. Пойду смою косметику.

Настя стянула с себя темно-зеленый шелковый костюм с длиннойюбкой и ушла в ванную. Включив воду, она хотела только умыть лицо, нопередумала и встала под душ. Она с остервенением терла лицо маленькой круглойгубкой, смоченной специальным гелем, и думала о том, что, коль ей все-такипредстоит умереть, хоть скоро, хоть не скоро, как бы сделать так, чтобы какможно меньше переполошить родных и друзей.

Вот первый же вопрос: если она хочет изменить образ жизни вближайшие несколько дней, можно ли это сделать, не ставя в известность Алексеяо своих траурных планах? Ответ очевиден: нет, нельзя. Лешка не идиот и вообщечеловек дотошный, он никогда ничего не станет делать, не понимая, зачем этонужно. Придумать какое-нибудь правдоподобное вранье? Можно попытаться и скроитьисторию, но прилично ли обманывать мужа в таких серьезных вещах? И потом, Лешкавсе равно догадается, он проницательный и тонкий, он знает свою жену какоблупленную, недаром же они вместе вот уже… Да, двадцать три года. За двадцатьтри года даже полный придурок изучит характер и привычки близкого человека, ауж Лешкато… Кругом одни вопросы, с ответами только туговато.

Сквозь шум льющейся воды она услышала, как зазвонил телефон.И буквально через полминуты – еще раз. Наверное, это те звонки, которыхЧистяков ждал, подумала она. Обидно, знать бы, что позвонят прямо сейчас, можнобыло бы не раздеваться и не умываться и все-таки попытаться вытащить мужа наужин. И чего ей так приспичило идти в ресторан ужинать? Собственно, Настязнала, почему эта идея назойливо лезла ей в голову. Много раз она слышала, каклюди, не желая возиться с приготовлением еды, идут в ресторан в самые обычныебудние дни, а вовсе не по праздникам и не по случаю торжественных событий. Ейказалось, что эти разговоры и эти люди из какой-то другой жизни, не московской,не российской и уж точно не из жизни государственных служащих, каковымиявлялись и она, и ее муж. Ее удел – жизнь в режиме жесткой экономии, особеннопосле того, как сложилась эта чудовищная ситуация с пропавшими гонорарами инеобходимостью платить за них налоги. Но так вдруг захотелось попробовать хотябы один вечер прожить такой жизнью! Просто из любопытства.

Вытеревшись насухо большим махровым полотенцем, Настязакуталась в теплый халат и вышла в комнату. Чистяков сидел в кресле передвключенным телевизором и слушал новости. Вернее, ей сначала так показалось.Потому что уже через секунду она поняла, что Лешка ничего не слышит. Он сидел смертвенно-белым лицом и смотрел куда-то в угол.