— Я женюсь на ней, — сказал Роберт Джордан и почувствовал,как при этих словах клубок подступил к горлу. — Я ее очень сильно люблю.

— Это можно потом, — сказал Агустин. — Когда время будетболее подходящее. Главное, что у тебя есть такое намерение.

— Есть.

— Слушай, — сказал Агустин. — Я, может, говорю о том, чтоменя вовсе не касается, но много ли ты девушек знал здесь, в Испании?

— Не очень много.

— Кто же они были, шлюхи?

— Не только.

— Сколько ж их было?

— Несколько.

— А ты спал с ними?

— Нет.

— Вот видишь!

— Да.

— Я только хочу сказать, что для Марии это не баловство.

— Для меня тоже.

— Если б я думал иначе, я бы тебя застрелил еще прошлойночью, когда ты лежал с ней. У нас тут за это нередко убивают.

— Слушай, старина, — сказал Роберт Джордан. — У нас маловремени, и потому все так вышло, не по правилам. Времени — вот чего нам не хватает.Завтра нам предстоит бой. Для меня одного это не имеет значения. Но для нас сМарией это означает, что мы всю свою жизнь должны прожить за то время, что ещеосталось.

— А день да ночь — времени немного, сказал Агустин.

— Да. Но у нас было еще вчера, и прошлая ночь, и эта.

— Вот что, — сказал Агустин. — Если я могу помочь тебе…

— Нет. Нам ничего не нужно.

— Если я что-нибудь могу сделать для тебя или для стригунка…

— Нет.

— Правда, человек для человека мало что может сделать.

— Нет. Очень много.

— Что же?

— Как бы дело ни обернулось сегодня или завтра, обещайполностью доверять мне и повиноваться во время боя, даже если приказы покажутсятебе неправильными.

— Я тебе доверяю. Особенно после встречи с кавалерией ипосле того, как ты спровадил лошадь.

— Это все пустяки. Все, что мы делаем, делается ради одного.Ради того, чтоб выиграть войну. Если мы ее не выиграем, все остальное не имеетсмысла. Завтра нам предстоит очень важное дело. По-настоящему важное. Будетбой. В бою нужна дисциплина. Потому что многое на самом деле не так, каккажется. Дисциплина должна основываться на доверии.

Агустин сплюнул на землю.

— Это все одно дело, а Мария — другое, — сказал он. —Времени осталось немного, так хоть используйте его по-человечески. Если я чеммогу помочь тебе, приказывай. А в завтрашнем деле можешь на меня рассчитыватьцеликом. Если надо умереть ради завтрашнего дела, — что ж, пойдем охотно и слегкой душой.

— Я сам так чувствую, — сказал Роберт Джордан. — Но приятнослышать это от тебя…

— И вот еще что, — сказал Агустин. — Вот тот, наверху, — онуказал туда, где сидел Примитиво, — на него можно положиться. Пилар — о ней иговорить нечего, ты еще ей не знаешь цены. Старик Ансельмо тоже. Андрес тоже.Эладио тоже. Он человек тихий, но надежный. И Фернандо. Не знаю, как он тебекажется. Про него, правда, не скажешь, что он живой, как ртуть. В нем живостине больше, чем в быке, который тащит в гору воз с поклажей. Но драться ивыполнять приказы — es muy hombre![84] Увидишь сам.

— Значит, все хорошо.

— Нет. Есть два ненадежных. Цыган и Пабло. Но отряд Глухогопо сравнению с нами — это все равно что мы по сравнению с кучей козьего дерьма.

— Тем лучше.

— Да, — сказал Агустин. — Но я хотел бы, чтоб все былосегодня.

— Я тоже. Чтоб уже покончить с этим. Но ничего не поделаешь.

— Ты думаешь, придется туго?

— Может быть…

— Но ты не унываешь, Ingles?

— Нет.

— И я нет. Несмотря на Марию и на все.

— А знаешь почему?

— Нет.

— И я нет. Может быть, это от погоды. Погода очень хорошая.

— Кто его знает. А может быть, от того, что предстоит дело.

— Наверно, так, — сказал Роберт Джордан. — Но не сегодня.Самое главное, самое важное — это чтобы ничего не случилось сегодня.

И тут он что-то услышал. Какой-то шум донесся издалекасквозь шелест теплого ветра в верхушках деревьев. Он не был уверен, непоказалось ли ему, и стал прислушиваться, открыв рот и поглядывая вверх, наПримитиво. На мгновение он как будто опять уловил звук, но только на мгновение.Ветер шумел в соснах, и Роберт Джордан весь напрягся, вслушиваясь. Опять ветердонес едва слышный отголосок чего-то.

— Умереть я от этого не умру, — услышал он голос Агустина. —Не бывать Марии моей — ну что ж! Буду обходиться шлюхами, как и до сих пор.

— Тише, — сказал Роберт Джордан, не слушая его; они лежалирядом, но он смотрел в другую сторону. Агустин быстро глянул на него.

— Que pasa?[85] — спросил он.

Роберт Джордан прикрыл рот рукой и снова стал вслушиваться.Опять донесся тот же звук. Он был слабый, приглушенный, сухой и очень далекий.Но теперь уже не оставалось сомнений. Это был четкий, дробный раскат пулеметнойочереди. Казалось, где-то очень далеко взрываются одна за другой пачкикрошечных петард.

Роберт Джордан взглянул на Примитиво. Тот сидел, поднявголову, повернув лицо к ним и приложив к уху согнутую чашечкой ладонь. КогдаРоберт Джордан посмотрел на него, он показал пальцем в сторону гребня гряды.

— У Эль Сордо идет бой, — сказал Роберт Джордан.

— Так поспешим на помощь, — сказал Агустин. — Собирай народ.Vamonos.

— Нет, — сказал Роберт Джордан. — Мы останемся здесь.

Роберт Джордан посмотрел вверх и увидел, что Примитиво стоитна своем наблюдательном посту, выпрямившись, и делает знаки винтовкой. РобертДжордан кивнул, но Примитиво продолжал указывать винтовкой, прикладывая к ухуруку, и опять настойчиво указывал, как будто боясь, что его не поняли.