в достатке, но, как пояснил майор, «…если в действиях спецназа присутствует стрельба, то спецназ уже за скобками». Наша сила — в скрытности. Поэтому уже заранее подпоили рулевого с яхты, Ван и два его товарища потихоньку, несколько дней стаскивали к причалу и прятали в пустом контейнере взрывчатку и сегодня загрузили её на борт. Действовать мы будем, согласно плана, двумя группами.

Одна во главе с майором взрывает штольню и завод тяжёлой воды на острове. Туда они отправятся на яхте. В той группе, кроме майора, будут только китайцы. Часть подрывных зарядов они уже разместили в нужных местах заводы тяжёлой воды. Останется их только взорвать. Отдельное устройство майор собрал для штольни.

Вторая группа под руководством Гюнтера-Наума атакует виллу Сан-Рамон. По смутным сведениям (Гюнтер определённо играет с нами в кошки-мышки) там располагается некий «Архив № 1». Его-то нам и предстоит забрать. Я думаю, это сведения о германской ядерной программе. И потому я — в этой группе, как соответствующий специалист. Скиф нас прикрывает, а потом, когда мытам разберёмся, обеспечит эвакуацию Габи из аппаратной и Хелен из дома в самолёт.

Остальные выбираются по способности, как выразился Котов. Вот только мне придётся с Ваном идти совсем в другую сторону. Оказывается, Центр приказал мне возвращаться через Чили, есть опасение, что если меня срисовал один раз Гюнтер, то нет гарантии, что моё фото уже сверкает во всех полицейских участках Аргентины… Это, конечно, вряд ли, как говорит сам Гюнтер, Наум или, как его там… Мистер Салливан… Но в нашем деле бережёного Бог бережёт.

Габи спит, тихонько посапывая, а у меня бессонница. Мандраж какой-то… Я уже спускался в столовую, пил кислы вишнёвый морс, подаренный женой бургомистра Хелен. Хотел даже принять грамм сто коньяку. Но вспомнил, что сегодня даже Гюнтер не прикладывался к спиртному, включая пиво.

Я подошёл к окну: в стороне, чуть внизу лежал Барилоче. Симпатичный городишко, в другое время приехал бы сюда, как на курорт… Хотя, какое там, к чёрту, приехал… О чём это я? Я сюда попал по воле случая, и завтра такой же случай унесёт меня прочь отсюда. Я даже не представляю, как дальше сложится моя судьба? За эти несколько месяцев я даже думать стал по-немецки! Наверное, дома я не смогу больше жить так, как жил раньше… Мне будет не хватать этого адреналина в крови, постоянного чувства опасности, вечного боя… На секунду представилось, что вот так всю свою жизнь живёт майор Котов… Сеньор Ортега. El Gato, человек с тысячью лиц, за голову которого многие разведки мира отдали бы всё на свете, а теперь они вынуждены сотрудничать, потому, что планета в опасности.

Я смотрю на эти строки и думаю о том, как Котов, впервые заметив эту мою писанину, неодобрительно покосился. А потом попросил почитать. Я дал. Он читал долго, иногда возвращаясь и перечитывая некоторые места. Я молча ждал. Он имел право читать. Имел больше, чем любой другой. Я знал это.

Котов дочитал, отложил в сторону мой блокнот, какое-то время сидел молча, прикрыв глаза. Потом сказал неожиданно:

— А ты знаешь, лет через пятьдесят этим запискам цены не будет.

И рассмеялся. А меня отпустило, и мне уже не показалась безумной наша завтрашняя затея. И я пошёл, наконец, спать».

Легконогий Ван словно скользил между зарослями густого кустарника, так передвигаются маленькие ящерки, иногда выскакивающие их щелей базальта чтобы погреться на солнце, а при малейшей тени стремительно исчезающие на его буро-серой поверхности.

Охранников на пристани китайцы помножили на ноль за минуту. Пока Котов подводил яхту к причалу, на него вышел блондин громадного роста с МР-40 на пузе. Разглядев майора в кокпите, лениво замахал руками, мол «ферботен[88]!».

Конечно, на хрена делать на закрытом острове яхте бургомистра в четыре часа утра! Майор его по-человечески понимал. Понимал и то, что жить ему осталось от силы несколько…

Котов даже додумать не успел мысль до конца, когда из кустов охраннику на спину метнулась гибкая тень, свернул длинный кривой нож — непальский кукри, и блондинчик повалился в воду с перерезанным от уха до уха горлом. Тяжёлая амуниция сразу потащила его на дно, вода сомкнулась над телом, только круги пошли. Первый пошёл, как говорится…

Ван что-то тихо спросил у своего товарища, тот коротко ответил.

— Чисто. Часовых нет. Можем работать.

Котов ошалел. В лес ушли только двое китайцев. А там было не меньше пяти головорезов-диверсантов. Он недоверчиво покосился на Вана и спросил:

— Сколько?

В смысле, сколько там было. Тот понял, показал на пальцах: «восемь»… Твою ж мать…

И вот теперь группа скользила в сторону завода по производству дейтерия. Близко не подходили, залегаем в кустах и наблюдали, как двое охранников бродят, опустив понуро карабины, вдоль серого длинного барака, от которого идут к силовой подстанции толстые кабели… Взрывать с ходу не стали… Ждали нужного часа. Все предварительно сверили часы до секунды, так что всё было точно распределено. И когда на часах Котова добегает до без пяти пять утра, он протягивает пальцы к машинке взрывателя и, пробормотав «Господи спаси и помилуй!», проворачивает рукоять динамо-машины.

Некоторое время ничего не происходит, потом словно из самих недр земли вдруг возникает громадный огненный столб, следом бьёт по ушам оглушительный грохот. Рушатся на голову вырванные с корнем ошмётки деревьев и кустов, пролетают над головой какие-то искорёженные взрывом балки, на месте сложного производства бушует огненная стихия, разгораясь с каждой минутой…

Котов вскидывается, даёт сигнал. Китайцы следом за ним бегут в сторону штольни. Одно дело сделано, но если удастся ликвидировать штольню с размещённым в ней объектом, то можно считать дело сделанным полностью.

Издалека, со стороны Барилоче, слышатся сначала одиночные выстрелы, а потом очереди. Что там происходит? Да что бы не было — главное здесь!

Группа выскочила на площадку перед штольней в тот самый момент, когда пулемётчик на вышке, про которого в спешке забыли китайцы, тоже очухался и открыл кинжальный огонь по высыпавшим из леса фигуркам.

Китаец слева, тот, что ликвидировал часового на пирсе, рухнул на землю, словно перерезанный пополам крупнокалиберно очередью. Он ещё хватался руками за развороченный живот, пытаясь заталкивать обратно вываливающиеся оттуда белесые внутренности, обильно поливаемые кровью, а Ван, присев на одно колено, на секунду замер и, приложив карабин к плечу, сделал один выстрел.

Пулемётчик на вышке нелепо ткнулся лицом в приклад агрегата и замер. Ван поднялся, обернулся к Котову и… замер.

Русский майор сползал на землю, грудь его была перечерчена