— Что-то в горле пересохло… Милая Габи, а не найдётся ли в этом доме малость выпивки для усталых путников? А то у нас тут на три дня сухой закон подвис… пора исправлять ситуацию…

Сидевший рядом Паттерсон одобрительно крякнул.

Глава 8

«Архив № 1»

Быть вождём лишь тот один достоин,

Кому и честь, и жизнь вручает

Жан Расин

Из дневника Генриха Штраубе. Сан-Карлос-де-Барилоче. 9 февраля, 1951 год.

«Сегодня я вернулся с работы относительно рано. Ханс смилостивился и распустил лаборантов за час до сигнального звонка. И я решил воспользоваться этой удачей, прокатить, наконец, Габи на лодке, а заодно посмотреть лишний раз, как устроена охрана острова Уэмуль. Кстати, столь необычное название, как раскопала где-то Габи, на языке местных индейцев мапуче обозначает породу оленей, которые водятся в Южных Андах.

Да уж, чего-чего, а оленей здесь множество. Всё местное население (а это почти поголовно бывшие военные или заядлые охотники) по субботам отправляется в горы на охоту и никогда не возвращается без богатой добычи.

В такие дни и без того пустынный городок окончательно вымирает, можно ходить по домам и обчищать их по полной, благо, что привычки запирать свои хаты немцы не имеют.

С Габи у нас вообще сложились какие-то странные отношения… Поначалу, когда Гюнтер привел нас в этот дом, мы разбежались по разным комнатам. Всё-таки, дружба — дружбой, а остальное, как бы, не про нас. Хотя на людях продолжали изображать таких молодых голубков, даже как-то на людях поцеловались пару раз. Не скажу, кстати, что это мне было неприятно. Габи тоже особо не возражала.

А потом прилетели остальные наши, и места в доме просто не стало. Всё началось с того, что Габи вечером первого же дня забрала из своей комнаты постельное бельё, одеяло и подушку и перебралась ко мне, а там поселился сеньор Ортега. Бравого американского лётчика разместили на первом этаже, в гостевой спальне, а Скиф с Хелен немедленно забили гостевой домик. Как я понял, у них в отношениях наступал сейчас как раз то момент…

Первую ночь Габи проспала в моей постели, а я мял бока на жёстком канапе в углу спальни. Но на другой же день она в корне изменила положение: когда я вошёл в спальню, чтобы завалиться спать, она змейкой выскользнула из-под одеяла, схватила меня за шиворот и, припав своими жаркими губами к моим, повалила на широкую кровать…

Позже, когда мы уже просто лежали под пуховым одеялом и пытались перевести дух, она заявила, что сделала это, исключительно заботясь о том, чтобы я нормально высыпался после работы, а не маялся на своём канапе.

Не помню уж, как я спал до этого, но теперь я точно словлю гарантированный недосып, поскольку задремать нам удаётся лишь под утро.

Гюнтер меня пристроил на работу в лабораторию. До самого Острова меня не допустили, зато мои обязанности оказались весьма полезными с точки зрения сбора информации, пусть и косвенной.

Ежедневно я отправлялся к острову на небольшом катере, за штурвалом всегда был кто-то из местной охраны, тех немногословных ребят, которых сеньор Ортега окрестил странным прозвищем «Бранденберг-800». Я заметил, что к ним с настороженностью относится даже Гюнтер. Он как-то сказал мне, что этим парням глотку кому-нибудь перерезать, что ему в сортир сходить. В том смысле, что необременительно и в радость.

После того, как мы оказывались в нескольких кабельтовых от Острова, мой «капитан» сбрасывал скорость, а я начинал собирать пробы воды, по одной пробирке на каждые несколько миль, и так по всему периметру острова.

Анализы я делал самые обычные: на содержание кальцитов, на присутствие бензольных фракций, на жёсткость. Но самый первый анализ, как я понял, был самым главным. Я подносил к каждой пробирке счётчик Гейгера. Пока он молчал. И моё начальство в лице мастера Лестера с удовольствием ставило прочерки в соответствующей главе.

А для меня это было знаком: нацисты тщательно контролируют радиоактивность озера то ли опасаясь, что где-то может быть утечка, либо просто переживают за изменение естественного фона. Но одно было несомненно: опыты с радиоактивными материалами здесь регулярно проводятся. Достаточно было посмотреть, как очередная смена рабочих с шахты на острове сразу после выгрузки с катера отправлялась в душевые, отработанная вода из которых также тщательно проверялась таким же счётчиком. И дважды на моей памяти она выкачивалась из сливной ёмкости и, будучи перелита в специальные тяжеленые (их едва могли поднять несколько человек) бочки вывозилась куда-то в горы. Мне однажды удалось посмотреть такую бадью вблизи — она была просвинцована.

Дни шли за днями, становилось понятно, что работа нацистов близится к завершению. Доктор Рихтер, руководитель проекта, по вечерам в поселковом баре, куда собиралось всё высшее общество Барилоче, всё веселее и веселее проводил время. В последний раз его вынесли под белы ручки его охранники. На мой взгляд, причиной такого веселья мог быть только скорый результат его работы. Это подгоняло меня, я начинал нервничать, и только присутствие друзей немного успокаивало.

Всё говорило о том, что немцы готовятся к испытаниям устройства. И я пока не представлял, как этому помешать».

Яхта, единственная в Барилоче, медленно скользила по почти недвижимой водной глади вдоль острова лесистого обрывистого берега Уэмуль. Если бы не мулат-рулевой на штурвале, то Котов вполне мог бы подумать, что сие действие происходит где-то на Женевском озере или на Балатоне — настолько была тут похожа природа. Нет, не зря окрестили местные немцы это место «южноамериканской Швейцарией». Сам Барилоче окружён четырьмя озёрами — Науэль-Уапи, Гутьеррес, Морено и Маскарди, а охраняют эту красоту три горных кряжа — Тронадор, Серро-Катедраль и Серро-Лопес.

Места неприступные, добраться можно либо самолётом, как сделали они, либо, как Фома с Габи, автобусом или автомобилем. Да и выбраться тоже проблема, но об этом думать пока рано, к тому же «Юнкерс» Паттерсона всегда готов к вылету.

Котов потянулся в шезлонге и запахнул полу халата. Солнце только склонилось к закату, а уже сразу похолодало. Что поделаешь, есть такое в горах. Чёрт бы их побрал, эти горы… В этой долине, как в западне.

Подошли Скиф и Хелен, оба уже загорелые, весёлые. Вот молодёжь, им всё нипочём! Проблема не проблема, враг не враг… неужели я был таким в их годы, вдруг подумалось Котову. Он наморщил лоб, вспоминая…

Нет. В их годы он ходил в атаку на окопы