Слащёва, брал Перекоп… Потом — ВЧК, внешнеполитический отдел, разведка. Вот и вся жизнь… А эти…

Ладно Хелен, она вроде как всё понимает, и даже разделяет нашу позицию, но пока ещё играет в Мату Хари. Ей нравится, что местный бургомистр, узнав, что она действительно подруга самой Эвиты Дуарте Перон, устроил девушке и её приятелям настоящую программ отдыха.

Так они изо дня в день по вечерам наносят кому-нибудь визит. Местное общество принимает их весьма благосклонно, только и расспросов, что про генерала Франко (ну, это больше к «испанцу» Вальдесу) да про старушку-Англию. Не забывают и про новости из столицы. Радио, конечно, есть, но так редко встретишь тут нового человека.

Гюнтер, он же Джон Салливан, тоже постоянно посещает такие вечеринки. Этот парень оказался действительно прекрасным художником, и уже не только успел продать несколько своих местных акварелей, но и написать портрет жены бургомистра, чем вызвал бурю восторга и вал заказов от местного бомонда.

— Поворачиваем обратно? — спросила Хелен, надевая тёмные очки и поправляя шикарные волосы. Скиф чуть приобнял её за пояс, прижал к себе. Всё, ни дать, ни взять — любовнички…

— Ещё пару миль пройдём, — возразил Комов, вглядываясь в берег. — Пусть привыкают к нам. Чтобы когда придётся сюда высаживаться, вид нашей яхты до последнего момента никого не потревожил.

Котов знал, что судам без разрешения категорически запрещено причаливать к острову, поэтому и не форсировал события. Нужно было предварительно всё разведать и думать, как поле всего уносить отсюда ноги, особенно, если самолёт отпадёт по каким-то причинам.

— Вы будете сегодня на приёме у бургомистра? — лукаво спросила Хелен.

Котов выругался про себя: вот чертовка, прекрасно знает, что он терпеть не может этого до предела слащавого человека, который во время войны, если слухи не врут, живя в Германии, поднялся на том, что скупал у офицеров в лагерях смерти за бесценок кожу с татуировками, содранную с мёртвых узников лагерей смерти, и делал из неё забавную галантерею…

На любителя, конечно, бизнес, но ему хватало, причём, настолько, что и сюда он прикатил в сорок четвёртом не с пустыми карманами и горой багажа.

— Конечно, буду, дорогая, — обаятельно улыбнулся он и подмигнул. Девчонка зарделась. Она его побаивалась, он ей, наверное, виделся каким-то монстром, в отличие от её разлюбезного Вальдеса, выглядевшего в её глазах всего лишь жертвой обстоятельств. Хотя, в чём-то доля правды в её рассуждениях была.

— Завтра ты, Хосе, будешь мне нужен в обед. Форма одежды — походная. А вас, Хелен, я попрошу порасспросить очаровательную Гертруду, супругу нашего уважаемого бургомистра, кто, по её мнению, проживает на вилле Сан-Рамон. Что-то меня стали интересовать эти «секретные физики». Никто их не видел, в баре они не появляются, Генрих говорит, что в лабораторном корпусе — тоже. Что, только сидят на острове и — всё?

— А почему нет? — пожал плечами Хосе. — Потому и прожили столько, что не светятся.

— Всё, пора домой, — Котов встал с шезлонга, потянулся, крикнул парню на штурвале:

— Всё, поворачивай на Барилоче.

Мулат кивну, перекладывая большой, с широкими спицами, штурвальное колесо и прибирая заполоскавший на легком бризе грот. Махнул с борта на борт массивный гак, заставивший их пригнуться, и небольшое судёнышко бодро побежало обратно в Барилоче.

Вечером, когда Котов усталый и злой, как собака, вернулся домой, в холле вилы его ждал мило беседующий с Генрихом и Габи пилот. При виде сеньора Ортеги Паттерсон отставил стакан с недопитым скотчем, поднялся, шагнул, протягивая руку:

— Салют, командор… как повеселились?

— Здравствуй, воздушный волк, — устало пожал протянутую ладонь Котов. — Какими судьбами? Чего на приём не приходил? Бургомистр про тебя интересовался. Не брезгует ли, мол, этот заносчивый америкашка моим обществом? А ну, как не дам ему обратного фрахта?

Дик расхохотался:

— Да не нужен мне уже его фрахт! — и добавил тоном ниже. — Тут такое, похоже, заворачивается, что впору ноги делать. Причём — немедленно…

Котов не изменившись в лице, прошёл к бару, тоже налил себе выпить, сел в кресло и знаком попросил Генриха с Габи выйти. Когда они остались одни, он спросил:

— Что-то серьёзное?

— Это уж на твоё усмотрение… Я слышал, как диспетчера переговаривались о том, что 17 февраля будут закрыты почти все эшелоны и по высотам и по направлениям.

— И что это значит? — смакуя виски, равнодушно поинтересовался Котов. Паттерсон удивлённо приподнял брови:

— Разве ты не в курсе? Так бывает лишь в одном случае: если ожидается прилёт Первого Лица.

Котов поперхнулся, виски расплескался по его чистой сорочке…

— Чёрт, только вчера из прачечной, теперь опять туда тащиться… Стоп! Ты сказал — семнадцатого? То есть, через неделю? Твою ж мать, — с сердцем выругался он. Отставил стакан, вытер платком губы. — То есть, нам отсюда нужно валить край — шестнадцатого. Иначе потом здесь жандармерии будет — не протолкнуться. Плюс агенты секретной службы. Плюс контрразведка.

Он подошёл к двери в кухню и постучал. Высунулась голова Генриха, он удивлённо уставился на майора.

— Что-то случилось, сеньор Ортега?

— Случится семнадцатого. Беги, срочно собирай всех в эллинге возле причала. Гюнтера не забудь, Хелен пока не трогай, её бургомистерша мучать будет до утра. Забери только Хосе.

— Понятно, — кивнул Генрих. — Габи идти?

— Конечно, — удивился его несообразительности Котов. — На ней — коммутатор, телефонная связь. Она у нас — главный человек. Вперёд, встречаемся через полчаса. И смотри, остерегись там, хвоста не притащи.

Из дневника Генриха Штраубе. Сан-Карлос-де-Барилоче. 10 февраля, 1951 год.

«Всё было непросто в тот вечер. Одно дело о чём-то думать и мечтать, как оно случится, совершенно другое — оказываться в ситуации, когда от решения зависит твоя жизнь и жизни твоих товарищей. Новость, принесённая Паттерсоном, собственно, не была новостью в полном смысле этого слова. О том, что на испытание «объекта» прилетит сам Хуан Перон, все предполагали. И это было логично.

Но в силу того, что информации у нас было с Гулькин нос, всё произошло неожиданно. Слишком мало времени мы пробыли здесь. Не обзавелись контактами, не обросли связями… В конце концов, как нам не раз говорил сам Котов, да и дома это внушали постоянно, мы — не нелегалы. Наша задача не устраиваться на долгое залегание, не копать вглубь, а свести наскоро прямо на месте все разрозненные нити, выяснить то, что необходимо, и принять соответствующие меры. Нелегалы — стайеры в профессии. Мы — спринтеры, оперативники, полевые агенты. Можно сказать, товар зачастую для единственного употребления. Но каждый из нас знал, на что идёт.

Поэтому паники не было. Все трезво оценили ситуацию