небе и противостоянием двух армий на земле, Елиара упустила свою противницу. Но когда она уже устремилась обратно вниз, что-то огромное, нарушив ее полет, пролетело мимо. Выровняв лошадь, она услышала злобный рык и обернулась. Теперь на нее охотился якк — еще один гость, но уже из внешнего мира.

В Ядгеосе эти четырехсаженные крылатые великаны считаются маленькими безобидными птичками. Не обремененные интеллектом они часто садятся на черные скалы Караклема и, не способные взлететь, становятся пищей Бремирула. Глаза они имеют без век, лица жабьи, а туловища длинные крокодильи. У них всего одна нога, но огромная и с когтистыми птичьими пальцами. Якки не умеют говорить, но только злобно и громко хрипят сквозь густые бороды. В сражениях между собой и с иными младшими ядъяра они используют жуткие палицы, блестящие алмазными зубами других поверженных якков.

Свою добычу гигант атаковал стремительно. И хотя лошади Елиары хватало маневренности избегать ударов, его налеты вызывали воздушные завихрения, из которых ей приходилось вырываться. Лошадь прилагала дополнительные силы, чтобы удержаться, и ей уже начала овладевать усталость. Кроме того, новый противник смертельно пугал ее, она плохо слушалась наездницу, и сама же ей мешала.

Якк не оставлял их и на сажень, а его жуткая палица с устрашающим свистом вновь и вновь проносилась совсем рядом. Елиара едва удерживалась в седле обезумевшей лошади, она не могла сконцентрироваться и не находила времени для атаки. Тогда она оставила эти попытки и взглянула на сражение извне и с холодной головой. Прежде всего, ей нужно успокоить лошадь.

Когда она хотя бы отчасти вернула контроль над полетом, якк уже не казался ей большой угрозой. В атаке она была далеко не так сильна, как в защите, но справиться с великаном в ее положении мог любой смекалистый неофит.

Она обратила в камень всего лишь одно крыло якка. Этого хватило, чтобы он утратил возможность летать и рухнул на землю камнем. С грохотом он свалился на городскую стену, сокрушил мерлоны и распростерся на ней, протянув безвольные руки земле. Из его огромного разверстого рта и многочисленных ран по стенам потянулась густая черная кровь. Его падение в свете ложных лун не осталось незамеченным. Лучники успели бежать, и только одному из них отколовшийся от стены зубец болезненно угодил в плечо.

Опустившись к Бризариону, Елиара увидела свою сбежавшую противницу. Верхом на гиппогрифе Сте-ал-аяна стояла на крыше опаленной южной башни и на вытянутой руке держала свиток из красноватой кости Вологама. Елиара не могла определить само высвобождаемое заклинание, но чувствовала его чудовищную разрушительную силу и принадлежность к школе Канафъяра. Она понимала, что успеет сотворить только одно колдовство. Рассеивать защиты и затем атаковать было слишком долго. В ее руках появился теневой кинжал.

Свиток уже начинал дымиться и распадаться разноцветными искрами. Но, прежде чем отзвучал последний слог заклинания, Елиара спрыгнула с кобылицы на спину Сте-ал-аяне и вонзила в ее тело кинжал.

Вместе они свалились со спины гиппогрифа. Перекатываясь и ударяясь о серый камень, они нависли над краем зубчатой площадки. Лошадь поспешила на помощь хозяйке, но гиппогриф легко подмял ее своим весом и мощным клювом начал разрывать ее горло. Физической силой молодая хозалиорка значительно превосходила свою престарелую соперницу, даже получив тяжелое ранение, она сумела оказаться сверху, прижав Елиару к зубцам. Она вывернула ей кисть, заставив выронить теневой кинжал. Сте-ал-аяна победно улыбнулась, подняла перед ее лицом тлеющий в ожидании свиток и озвучила последний слог.

Свиток моментально рассыпался и разлился широким потоком ослепительного пестрого света. Этот свет, идущий из рук Сте-ал-аяны, прошел сквозь робу Ренталана, обратив Елиару в бирюзовую статую. Интересно, что даже в таком облике она оставалась под защитой заклинания. Упав с вершины башни, она разбилась на тысячи осколков. Лишь тогда роба Ренталана угасла.

Сте-ал-аяна засмеялась: грустно и обреченно. Она распрямилась над парапетом и направила дыхание Отолозимака вниз. Серый камень башни, площадь, человеческие тела — все на пути заклинания случайным образом обращалось в самоцветы. Один из первых канафъяра некогда прекрасный крылатый змей Отолозимак был изуродован в божественной битве за Яраил. Но заклинание еще помнило его первозданный облик: прекрасный и убивающий своей красотой.

Сотни воинов обратились разноцветными скульптурами: не только вальфрудцев, но также этезианцев, подобравшихся к стенам слишком близко. Они застыли в движении: кто-то, замахнувшись мечом, кто-то, получив удар или прямо на скаку. Под действием инерции они упали, многие поломали руки, некоторые рассыпались в мелкую крошку. Упали и застигнутые в полете стрелы.

Обратился хрусталем снег и янтарем дерево, обратились в драгоценные дворцы и крестьянские дома. Но их обитателям не суждено было стать безбедными королями, ибо даже самая сильная трансмутация ненадолго изменяла мир.

Вдалеке одиноко взорвался брошенный уже застывшим магом огненный шар. Но другой волшебник перед смертью успел сорвать защиты Сте-ал-аяны.

Ее пальцы покинули последние искры, она пошатнулась и оперлась о парапет. Она убеждала себя, что рана теневым клинком незначительная и не сможет ее убить. Ей нужно только немного передохнуть.

Она почувствовала прикосновение теплых перьев, — преданный гиппогриф осторожно подталкивал ее головой, приглашая взобраться на него. Сте-ал-аяна благодарно провела ладонью по его морде, коснулась его клюва. Забота верного друга придала ей сил, она уже не сомневалась, что сумеет улететь.

И вдруг ее тело прошила навылет ковортовая стрела. Ее, могущественную афелиотскую колдунью, убил обыкновенный лучник, может, и не самый умелый, а только везучий. Она медленно сползла на пол, упрямо цепляясь слабеющими руками за перья гиппогрифа. Она легла на яшмовый камень, и на нем почти не виднелась ее алая кровь.

Гиппогриф яростно вскрикнул и расправил крылья. Острым зрением среди десятков лучников он вычленил убийцу на стене. Пока он летел, стрелы вонзались в его тело и вырывали из него большие карие перья. Но обидчик не успел бежать, и на этот раз удача его оставила. Гиппогриф подхватил стрелка острыми когтями и бросил с высоты. Уже после, усеянный десятками стрел, медленно планируя, он опустился к подножью стены. Там он смиренно лег и умер, накрывшись большими красивыми крылами.

У Голубого Луча северный фронт остановился. Эльмуд еще не знал всего мастерства Кви-Керса и опасался, что шаман сумеет обратить против него силу реки или даже дремлющего подо льдом духа. Опасения вызывал у него и сам лед: был он неестественно крепок для сегодняшней мягкой зимы. И даже наглядная демонстрация прочности льда убегающей армией не добавляла ему уверенности. Гораздо надежней выглядел высокий ажурный мост, соединяющий две части города. Но проходить по нему солдатам пришлось бы узким стесненным строем,