– Это придется перешить. Совсем не годится. Только если отпороть манжеты и банты, а рукава переделать, – задумчиво рассуждала она. – Вы худая, черты лица у вас выразительные. Вам нужны чистые цвета и простые линии. Ничто не должно вас затмевать. Вас не нужно наряжать или прятать. Вас нужно… – нахмурилась она, подбирая верное слово, – нужно… выставить напоказ. А вот то, что нам нужно.

Она вынула из сундука платье яркого синего цвета – такого же, как военная форма колонистов. Сходство лишь усиливалось оттого, что спереди на нем, от ворота до самого подола, параллельными рядами тянулись золотые пуговицы.

– Вам придется надеть нижнюю юбку. Платье недостаточно длинное, но, если прибавить кружевных сборок у шеи и на запястьях, смотреться будет прекрасно.

Мне нечего было прибавить, я выбралась из ванны, вытерлась досуха и отдалась приготовлениям. Анна позвала на помощь двух служанок и вместе с ними принялась меня увязывать, сжимать, причесывать и колоть булавками. Мне показалось, что эта пытка длилась много часов.

– Вы худы, но великолепно сложены и замечательно высоки. Но мы сделаем вас еще выше. Во Франции дамы пудрят лица, но я нахожу эту моду отталкивающей. У вас чудесная кожа и изумительные глаза. Мы лишь нарумяним вам щеки, чуть подкрасим губы и высоко соберем волосы.

Я не возражала, а она не спрашивала разрешения, но, когда она объявила, что я готова, отпустила служанок и подвела меня к зеркалу, я остолбенела, увидев плоды ее трудов.

– Я не могу дышать, – сказала я.

– И я тоже. Вы ошеломляюще хороши.

– Нет. Я и правда не могу дышать. Корсет слишком тугой.

– Вы и не должны дышать. Вам следует лишь пригубливать.

– Пригубливать?

– Да, дорогая. Пригубливать воздух. Вы не помните? Вы полтора года перематывали себе жгутом грудь и легкие. После такого корсет должен казаться вам детской игрой.

– Значит, солдат из меня лучше, чем женщина, – рассудила я, пытаясь дышать так, как посоветовала Анна.

– Женщина – не корсет, не платье и не ворох кудряшек. Вы всегда были женщиной. И, судя по всему, примечательной.

Ее заявление удивило меня, особенно после неприветливого приема, который она поначалу мне оказала. Она встретилась взглядом с моим отражением в зеркале и улыбнулась краешком губ:

– Мой брат ничего не делает сгоряча. Он много раз обдумывает мельчайшие подробности. А потом принимает решение и уже не меняет его. Он никогда не действует опрометчиво. Если он не сомневается в вас, то и я не могу сомневаться.

– Он потрясающий, – прошептала я. – Не знаю, как так получилось, что я нужна ему. Но я ему нужна. – Я помотала головой. – Поэтому я здесь.

Она рассмеялась и развернула меня к себе:

– Поэтому вы здесь. И нам пора идти.

– Я не могу ее спрятать, брат. Она слишком высока, – объявила Анна, когда мы начали спускаться по лестнице.

Джон ждал внизу, в вычищенной парадной форме, с сияющими эполетами. Он пристально всматривался в меня, чуть приоткрыв рот и склонив голову вбок. Будь моя воля, я бы съежилась от этого взгляда, но теперь мою осанку удерживал тугой корсет, пластинки которого врезались в спину.

– Она красавица, – признала Анна. – Ее лишь нужно было чуть привести в порядок.

– Красавица – это банальное слово, – выдохнул Джон. – Я не знаю, куда смотреть.

– Что, если нас увидят? – с беспокойством спросила я. – Что, если кто-то меня узнает?

Анна рассмеялась, а Джон покачал головой.

– Сегодня вы будете Деборой Самсон. Так я вас представлю. Ведь это ваше настоящее имя.

– Но какие дела могут связывать вас с Деборой Самсон и подобными ей? И ради чего я здесь?

– Вы давний друг семьи. Вы были подругой моей покойной жены. Вы происходите от одного из отцов-основателей нашей страны. А через час станете моей женой. Вот ради чего вы здесь.

– Но… что, если меня узнают? – снова спросила я.

– Узнают вас?

– Узнают во мне вашего адъютанта. Роберта Шертлиффа.

Анна ответила за Джона, стараясь меня успокоить:

– Вас не узнают. Быть красивой женщиной и притворяться шестнадцатилетним юношей – вот что по-настоящему сложно. А сегодня вам будет легко.

– Это не маскарад. – Джон коснулся моей щеки и сразу убрал руку, зная, что его сестра наблюдает за нами. – Это реальность. Глядя на вас, любой увидит лишь Дебору Самсон.

– Вы все время повторяете это. Но это не так, – прошептала я.

– Что именно? – вмешалась Анна.

– Я не красавица. Потому-то все и поверили в Роберта Шертлиффа.

– Поверили, потому что никто и помыслить не мог, что он не тот, за кого себя выдает! – воскликнула Анна, но генерал покачал головой.

– На вашу красоту обращали внимание, даже когда вас считали юношей. Иначе почему вас прозвали Милашкой? – спросил Джон.

– Потому, что у меня не росла борода. Это была насмешка.

– Вас так звали за миловидность. Ни военная форма, ни смелый взгляд не могли этого скрыть. Но сегодня никто не увидит в вас Роберта Шертлиффа. Никто, кроме меня. А мне очень нравится этот парень.

* * *

Мне не следовало тревожиться. По пути к церкви на Пайн-стрит, которая находилась всего в нескольких минутах от дома Холмсов, мы никого не встретили, а в церкви нас ждал один священник. Здание, кирпичное, с колоннами, было выстроено до войны и выгорело, когда в городе стояли британцы. В нем располагался госпиталь, после него – конюшни, но потом, по словам Анны, оно вновь стало церковью, хотя в нем теперь и не было ничего, кроме мерцавших свечей. Нас встретил преподобный Холмс, мужчина средних лет с глубоко посаженными карими глазами и звучным голосом; вместо приветствия он улыбнулся жене и пожал руку Джону. Я не знала, о чем ему рассказали, но понимала, о чем умолчали.

– Стивен, это Дебора Самсон, – представил меня генерал.

Преподобный кивнул мне и протянул нам Библию, в которой мы должны были расписаться. Анна и священник тоже поставили свои подписи.

А потом пустые скамьи и высокие окна с новыми разноцветными витражами стали свидетелями свадьбы столь немыслимой и невероятной, что она скорее походила на один из моих снов, чем на явь.

И все же это произошло. И мы стали ими. Мужем и женой. Джоном и Деборой, пусть мне и казалось, что до этого момента Дебора едва ли существовала.

– И в Книге Откровений дано нам такое наставление, – нараспев произнес преподобный Холмс, и Джон улыбнулся, заглянув мне в глаза. Все началось с Книги Откровений. – Запиши же все, что ты видел уже и увидишь еще: и происходящее сейчас, и то, чему предстоит