– Ладно, снова спрошу по-другому. Думаю, на этот вопрос ты сможешь ответить. Если бы, чисто гипотетически, ты узнал, каким образом «Ловец жемчуга» заполучил телефон Рокси, с этической точки зрения для тебя было бы приемлемым скрыть это от меня? С этической точки зрения было бы приемлемым солгать мне?

Гровер помолчал, подбирая слова.

– Как журналист, обязанный защищать свои источники информации, мог ли я или стал бы я лгать любимой женщине с целью скрыть источник, который мог бы свергнуть самого коррумпированного мэра в…

– Но не сверг…

– Зато мог свергнуть самого коррумпированного мэра в истории Нью-Йорка. Солгал бы я? Как специалист по этике и приверженец консеквенциализма[65], защитивший диплом по Бентаму[66], поставлю ли я благополучие людей, которые пострадали от политики мэра и которые могут пострадать в будущем, превыше благополучия его потаскушки, потому что ее соседка – моя девушка? Да, поставлю. А тому, кто считает иначе, должно быть стыдно.

Элис стояла уже у входной двери, но Гровер хотел донести еще одну мысль.

– Для полной ясности, – заявил он, будто под стенограмму, – я не сделал ничего плохого. Ситуация действительно запутанная. Сочувствую, если из-за нее ты испытала боль, но я не сделал ничего плохого. Мне не за что себя упрекнуть.

Через две минуты после этих слов Элис находилась в двух минутах от дома и искала в телефоне расписание паромов. В тот же день Гровер напишет электронное письмо родителям, в котором сообщит, что случайно уронил антикварного керамического кита в прихожей и он разбился вдребезги. Судя по фотографии с сайта дизайнера по интерьерам, сделанной в мае две тысячи двенадцатого, там же, в прихожей, стоял набор для крокета; предполагаю, Элис воспользовалась одной из бит, чтобы стереть в порошок кита, прежде чем навсегда покинуть этически стерильную жизнь Гровера Кайнса. Но это не точно.

Солнце еще не до конца поднялось, но птицы уже пели. Элис шла по длинной двухполосной дороге туда, где, по ее мнению, находилась паромная переправа. Или, наоборот, в другую сторону. В результате, после долгой прогулки она окажется либо на противоположной стороне острова и будет морально раздавлена, либо доберется до парома и останется все так же морально раздавлена.

Однако что-то подсказало ей верное направление, поскольку через полчаса она очутилась на терминале. Первый паром вот-вот должен был отчалить. На парковке выстроились автомобили. Элис, оказавшаяся единственной пассажиркой без машины, поднялась по ржавому трапу, показала матросу билет, села на деревянную скамейку на средней палубе и взглянула на воды гавани, отливающие золотом в лучах восходящего солнца.

Наконец паром отчалил. Элис посмотрела на удаляющиеся дома, посидела в телефоне, а потом решила найти уборную.

На средней палубе оказалось два туалета, на удивление чистых. Элис зашла в кабинку, закрыла за собой дверь и увидела на стене надпись: «БЕСЧУВСТВЕН СЛУХ ТОГО, КТО ДОЛЖЕН БЫЛ УСЛЫШАТЬ, ЧТО ПРИКАЗ ЕГО ИСПОЛНЕН»[67].

Несколько минут спустя Элис вышла из туалета и направилась к автомату со снеками, чтобы купить чипсов. Она не завтракала и после долгого, яростного, волнительного пути умирала от голода. Потом она поднялась с чипсами на верхнюю палубу и принялась наблюдать, как удаляется пробуждающийся остров.

На верхней палубе было тихо. Здесь находилась всего пара семей, другие остались в машинах. На соседней скамейке сидел парень в наушниках – массивный, весь в черном, с всклокоченной копной черных волос.

Это был Вездесущий.

– Прошу прощения, – сказала Элис. Он вынул наушники из ушей. – Я вас знаю.

– Правда?

– Вы живете в Морнингсайд-Хайтс.

– Да? – произнес он с вопросительной интонацией. Вид у него был встревоженный, будто его застукали за чем-то нехорошим. Элис сразу догадалась, в чем дело.

– Это вы оставили надпись в туалете.

Вездесущий приложил палец к губам.

– Никому ни слова.

Ей польстили заговорщицкий тон и уверенность, что она на его стороне.

– Конечно. Хотите чипсов?

Он взял один.

– Спасибо.

– Так в чем смысл?

– Ты о чем?

– Стихи в туалете.

– Это не стихи.

– Тогда… что же это?

– Честно говоря, не знаю. – Он вздохнул, будто устал отвечать на вопрос, который никто ему не задавал. – Я думал, просто искусство.

Элис поняла, что он не хочет объяснять.

– Знаете, я вижу вас по всему городу. Вы буквально везде.

– Значит, и ты тоже везде, раз меня видишь.

– Пожалуй, что так. Вы меня помните?

– Нет, прости. Я встречаю много людей.

– Ничего. Вы знали, что считаетесь местной достопримечательностью? – Возможно, не стоит общаться так фамильярно, но Элис было все равно. – Мой брат прозвал вас Вездесущим, поскольку вы повсюду. Что вы делаете на острове Гровера?

Он пожал плечами.

– Это следующее место, где я должен побывать. А ты что здесь делаешь?

– Я была здесь с парнем. Точнее, с бывшим парнем.

– Сочувствую.

– Да ничего. Он мудак, – сказала Элис. И добавила: – К тому же специалист по этике.

– Дай угадаю: убежденный приверженец этики добродетели[68] или убежденный приверженец консеквенциализма. В любом случае ключевое слово – «убежденный», верно?

– Приверженец консеквенциализма. И да, убежденный мудак.

– Я знал. «Убежденный» и «мудак» – практически синонимы.

– Даже специалист по этике?

– Особенно специалист по этике. В том-то и смысл, – сказал Вездесущий. – Я не утверждаю, что увлечение этикой сделало из него мудака. Скорее всего, он изначально был мудаком и с помощью этики пытается оправдать свое мудачество.

– Вы так считаете?

– Уверен. Люди всегда выбирают профессию, которая подчеркивает их собственные недостатки. Ты когда-нибудь ходила к психотерапевту?

– Да. – Доктор Высоцки. Десять поверхностных сеансов после главного события жизни. Элис следовало бы придерживаться ее рекомендаций.

– Он или она была чокнутая?

– Нет, она казалась вполне милой.

– Вообще-то мало кто на ровном месте начинает интересоваться психиатрией. Обычно это происходит с теми, кто сам испытывает проблемы с душевным здоровьем. По ходу дела они обучаются, и не успеешь глазом моргнуть, как уже получают диплом и открывают практику. А почему нет? Они теперь сами кого хочешь вылечат. Понимаешь, к чему я веду?

Элис обдумала этот тезис.

– Получается, если я хочу быть врачом, значит, я больна?

– А ты хочешь быть врачом?

– Нет, – поспешно ответила она. – Просто привела пример. – А потом добавила, чтобы сменить тему: – Мой брат – буддийский монах.

– Отлично. Готов спорить, он склонен зацикливаться и постоянно ищет, чем бы себя занять. Я прав?

Внезапно массивная фигура и копна черных волос Вездесущего показались Элис скорее достоинствами, чем недостатками. Было в нем нечто привлекательное. Сексуальным его не назовешь, однако пара-тройка свиданий способны поднять его рейтинг и до такого уровня. Вездесущий достал сигарету,