Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второе: «Темная сторона любви» – это что-то с чем-то! За несколько часов Элис провела целое лето в загородном доме на берегу моря, где вместе с Джорданом и остальными жителями Америки пала жертвой нездоровой любви к Мэллори. Ах, Мэллори! Элис ненавидела и любила ее так же сильно, как предсказывала Рокси. Когда Марио Лопес дал Мэллори револьвер, велел направить в затылок человеку с завязанными глазами и выстрелить… Как она улыбнулась, как прикусила губу и, ни секунды не сомневаясь, нажала на курок! А когда револьвер дал осечку, видели бы вы ее лицо! На нем было написано разочарование! «Чего ты хочешь на самом деле?» – спрашивали билборды. «Да чего угодно!» – отвечала Мэллори.
Если Джордан не женится на этом психически нездоровом национальном достоянии, придется устроить акцию протеста.
И третье: она больше не хочет быть врачом. Если вдуматься, слово «больше» – лишнее. Она никогда не хотела становиться врачом. С чего бы? У нее даже нет ни одного знакомого врача, за исключением доктора Баннерджи, которую она три года не видела. Эта затея с самого начала была обречена на провал, так что можно без сожалений ее бросить. За лето она выучила кучу фактов о том, как устроено человеческое тело. Разве плохо? Нет! Если ты биологическое существо, тебе не помешают некоторые сведения о биологии. Если живешь в физическом мире, стоит немного разбираться в физике. Если в твоей жизни какую-то роль играют химические элементы, полезно знать химию, даже если не собираешься делать карьеру в данной области. Да, чтобы загрузить знания в мозг, пришлось изрядно потрудиться, зато теперь они в голове, и никто не сможет их оттуда достать. Это дорогого стоит.
Курьер принес пиццу. Элис съела половину. Другой курьер принес черничный маффин – не один из пуритански пресных маффинов из «Пекарни», а большой сочный маффин двадцать первого века. Элис съела его целиком. Толстый желтый учебник тихо спал в рюкзаке. «ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 6 ДНЕЙ» превратилось в «ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 5 ДНЕЙ», потом в «ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 4 ДНЯ», а потом в «ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 3 ДНЯ». Мир потерял форму и содержание. Элис вернулась в Вэньчжоу, села на красный велосипед и укатила в сторону гор.
Сложно указать точное место, где именно в тысяча шестьсот восемьдесят третьем году состоялась Резня на острове Гровера, однако на основании исторических документов и современных исследований можно сделать вывод, что шестьдесят один индеец из племени пекотов лишился жизни на заднем дворе летнего дома, принадлежащего семье Гровера, – вероятно, на лужайке за клумбами, где сейчас стоит шатер с напитками.
Вся большая семья собралась на ежегодный праздник в честь Дня труда. Присутствовали множество Гроверов, горстка Уипплов и несколько Кайнсов, а в центре толпы находился Гровер Уиппл Кайнс. Он сидел в синем деревянном кресле «адирондак», пил вино «наррагансетт», писал сообщение за сообщением и немедленно стирал, пока не получил нежданное послание:
– Как остров Гровера?
Элис. Слава богу.
– Вернее сказать, остров Гроверов. Без тебя здесь невыносимо скучно.
– Я тоже по тебе скучаю, – ответила Элис и добавила: – Не хочу расставаться.
Она таким способом просила не бросать ее, но Гровер воспринял эти слова как повод уехать. Шумный праздник не приносил ему радости. Сперва он решил, что неприятное ощущение в животе вызвано муками совести, ибо совесть всегда найдет способ достать тебя, даже если умом понимаешь, что ни в чем не виноват. Только это была не совесть. Солнце зашло за вяз, на лужайке стало прохладнее. Гровер съел хот-дог, и как только проглотил последний кусок и открыл очередную бутылку «наррагансетта», наконец смог определить, что за болезненное чувство доставляет ему дискомфорт: любовь. Он не хотел потерять Элис, милую Элис, вечно занятую зубрежкой. Гровер осознал это лишь сейчас, именно потому ее сообщение стало для него моментом благодати.
– Я тоже не хочу расставаться! Завтра возвращаюсь домой. Думал провести здесь неделю, но хочу поскорее тебя увидеть, – поспешно напечатал он.
– Я тоже хочу тебя видеть! Можно к тебе приехать?
– А как же пробный тест? – Гровер вспомнил, какой сегодня день. – Разве ты не должна сдавать его прямо сейчас?
– Я не хочу быть врачом, – ответила Элис. Она лежала в постели, заваленная коробками из-под пиццы и грязной одеждой. В комнате пахло немытым телом.
Пауза. Точки появились, потом исчезли. Снова появились, снова исчезли. Появились, и наконец:
– Это сюрприз.
«Только если ты не очень давно меня знаешь». – Элис хотела написать это, но сдержалась. Не следует плохо думать о себе, даже в шутку.
– Когда-нить я найду дело своей жизни и посвящу себя ему без остатка. Теперь я знаю – это не музыка и не медицина. Передо мной открыта масса возможностей. Мне всего двадцать восемь. – Элис нажала кнопку «отправить», потом вспомнила, что Гровер терпеть не может, когда пишут «когда-нить» вместо «когда-нибудь», но не стала извиняться.
Появились точки. Элис представила, как Гровер строчит длинный текст, – дескать, нужно следовать поставленным целям и смотреть в будущее, ты подводишь не только себя, а еще и тех, кто тебя любит, и так далее. Однако тот написал: «Поклянись, что пропускаешь тест не из-за меня».
– Не льсти себе, ты не настолько хорош, – ответила она и добавила: – Клянусь.
Гровер не ответил. Элис решила, что он передумал, но тут пришло электронное письмо, в котором оказался билет на поезд до Нью-Лондона, а также карта с коротким маршрутом от вокзала до паромного терминала.
ДОБРОЕ УТРО. ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 2 ДНЯ.
Остальные члены семьи уехали более ранним паромом. Материальные свидетельства праздника тоже исчезли. Пластиковые стаканы помыты и заперты в буфете. Бумажные скатерти свернуты вместе с одноразовыми тарелками и салфетками и выкинуты в мусорный бак. Остатки еды отправились в компостную кучу, где под теплым сентябрьским солнцем вскоре станут перегноем.
Автомобиль Гровера, или «островная колымага», – старый «БМВ», уже пятнадцать лет принадлежавший его семье. Он прибыл сюда из Нью-Лондона еще в двадцатом веке и с тех пор жил здесь круглый год: летом работал, зимой спал.
Колымага с выразительным скрежетом затормозила перед домом. Выйдя из машины, Элис решила, что попала в фильтр инстаграма: слегка размытый желтоватый свет создавал атмосферу безмятежного спокойствия, словно нет на свете таких тревог, которые нельзя унять полуденным солнцем, размеренным шорохом прибоя и джином с тоником. Каждый цветок гортензии представлял из себя идеально круглый ангельски-белый шар. Питтипэт бы здесь понравилось, подумала Элис.
– Как тебе? – спросил