На этих словах Илья Георгиевич взглянул Сане в лицо и увидел, что тот не смеётся, напротив, слушает с отчаянным вниманием.

– Я сначала как ком проглотил, – продолжал старик. – А потом, Санечка, не поверишь, на меня напал такой гомерический хохот! Даже сердце заболело, так я смеялся! Я, извини за выражение, просто ржал! И при этом так мне стыдно было: ограбил внука, бедные детские его секретики старый дед спёр! И сейчас стыдно! Ну, что ты скажешь?

– А что сказать? Секретики – такая вещь, их уже не вернёшь обратно. Муки совести – плата за бдительность! – улыбнувшись наконец, ответил Саня.

И сразу Илья Георгиевич почувствовал, как полегчало на сердце. Тут как раз ему принесли кусок шоколадного торта.

Глядя на довольного, с утешенной душой, старика, Саня подумал, что, как ни жалко, всё-таки нужно объяснить Илье Георгиевичу некоторые печальные подробности из жизни внука. Так, по крайней мере, между ними будет больше понимания.

– Илья Георгиевич, я к Пашке сейчас иду, – мы там все собираемся, будем решать, куда девать собак. В парке им места нет. К вам нельзя, у вас астма, понятно. Ко мне Маруся не пускает, да и кот у неё. У Наташки в хозяйстве своих четыре штуки. У Татьяны – свои. А найти хозяина со стороны? Так они все почти калеки, кто без лапы, кто с эпилепсией. Кому такое добро сосватаешь! Значит, остаётся передержка – чужой временный дом.

Илья Георгиевич оставил торт, снял очки и принялся взволнованно вытирать линзы салфеткой.

– Что же, выходит, я внуку своему враг! – сказал он, приостановив вдруг работу пальцев и взглянув слепыми глазами в светлый туман Саниного лица. – Ну а куда же мне деться! Если я умру – он ведь тоже без меня куда? Пропадёт!

– Илья Георгиевич, не говорите ерунду, я не к тому! – мотнул головой Саня. – Я к тому, чтобы вы его не пилили. Не может он их бросить! Сейчас – не может. И Джерик ещё не поправился – нужен уход за ним. А у меня у Маруси два дня, как назло, температура была под сорок!

Илья Георгиевич, надев наконец очки, глядел на Саню прояснившимся взором и моргал всё чаще.

– Потерпите, всё это закончится вот-вот. Но эти последние дни, прощание – он должен там с ними отбыть, отслужить. Понимаете? – с чувством проговорил Саня и вдруг осёкся.

Илья Георгиевич плакал. Дрожащим пальцем выковыривал из-под очков новые и новые слёзы и начал уже протяжно всхлипывать.

– Илья Георгиевич, ну что вы! – испугался Саня. – Вы послушайте! Я вам обещаю, я сейчас найду кого-нибудь, кто его заменит! Пригоню вам Пашку, сегодня же! Успокойтесь только ради Бога!

Илья Георгиевич высморкался и, вторично протерев платком запотевшие от слёз очки, сказал:

– Санечка, а ты бы написал по компьютеру письмо моему Николаю! Рассказал бы ему о сыне – вот всё то же, что ты мне рассказал.

Саня покачал головой. Было время – он и сам хотел связаться с Пашкиным отцом, но, прислушавшись к внутреннему голосу, отказался от намерения.

– Мне кажется, ваш Николай уже очень далеко, – проговорил он. – Я имею в виду, душой. Совсем на другой планете.

– А ты напиши, – потупившись, настаивал Илья Георгиевич. – Напиши, мол, у тебя сын. А у отца твоего уже руки не слушаются, и ноги не ходят, и голова дырявая – никакой памяти нет. Напиши, что все мы созданы на смерть и все должны поэтому иметь милосердие к другому! Пусть бросает ерунду свою да приезжает!

Саня вздохнул и пересел к старику на диванчик.

– Илья Георгиевич, мы не созданы на смерть – только на жизнь. Я в это верю, – убеждённо проговорил он. – И хотя, да, нам приходится смерть принимать смиренно – смир, смер, корень тут похож, правда? Я всё же думаю, надо надеяться. И просить! Да, люди просят не одно тысячелетие – и нет ответа. Но ведь однажды пришёл Христос! Точно так же однажды может исполниться и наша просьба.

– О чём просить, Санечка? – робко уточнил Илья Георгиевич. Он слышал Санину заветную мысль неоднократно, однако всякий раз в новой разработке, и всегда не то чтобы пугался, но замирал сердцем.

– Об изменении ключевого условия человеческой жизни, – проговорил Саня. – Хотя бы для тех, кто страдает сверх меры. Я врач, предмет моей профессии – бренность, и, несмотря на это, я не позволяю себе безверия, хотя иногда очень хочется! И вы не позволяйте! Давайте просить, чтобы завеса стала хоть немного прозрачной! Чтобы простой человек, не мудрец, не философ, мог увидеть смысл. Может быть, ваш Николай в своём уединении что-то такое как раз пытается… – И сокрушённо умолк.

– Санечка, ты просто бредишь! – вздохнул Илья Георгиевич. – Философия, искусство, вера – всё это бред человека, которому не по силам реальность. Нет никакого смысла – вот чего я боюсь! – И приник седеньким виском к Саниному плечу.

– Ну, это мы ещё посмотрим, кто прав! Хотите, даже поспорим! – улыбнулся Саня и с любовью потрепал плечо нахохлившегося старика. – Пойдёмте! Поймаем вам такси – и побегу!

Илья Георгиевич не возражал. Одолеть обратный путь общественным транспортом при его летах и болезнях было бы тяжеловато.

– Саня, почему ты поселился так далеко! – выходя из кафе, упрекнул он своего молодого друга. – Мне бы так с тобой было хорошо. Ты подумай, скоро девятый десяток – и при этом на мне подросток! Разве я могу на него повлиять? А вот ты можешь.

– Да влияю я, влияю! Сейчас отправлю вас – побегу влиять! – заверил его Саня, и, усадив старика в мгновенно подвернувшуюся «ладу», помчался в лес.

Пронёсшись по аллее под солнцем, бьющим через не покрытую ещё обрешётку лесного купола, Саня уловил запах мокрой золы и свернул к пожарищу. Там, возле хлипкого домика, в тенях и свете, общались на двух языках знакомые ему люди и собаки. Оттого, что лица людей были молоды и одежда проста – джинсы и ветровки, – компания напомнила ему отцовские чёрно-белые фотографии туристических шестидесятых. Единственным, кто не вписался в ретрокартинку, оказался Болек. Присутствие щеголеватого волшебника в эпицентре беды не удивило Саню, напротив, показалось закономерным и важным. Оно словно бы придавало их частной проблеме всемирный масштаб. Соединённые силы Вселенной ввели Болека в лес, как войска ООН, – и вот он уже руководил переговорами с мятежной республикой.

Обсуждение было в разгаре. Саня, неслышно подойдя, пожал руку брату, с остальными поздоровался кивком. Судя по выражению лица, его кузен был весьма доволен подмогой, которую смог раздобыть для Пашки. Виолетта – бойкая блондинка с глазами цвета табака, волонтёр из муниципального приюта – являла собой сгусток чистой энергии, прилагаемой к любому делу, какое встаёт на пути. Уверенно гладя левой рукой голову Дружка, единственного более или менее молодого и здорового приютского пса, она озвучивала собравшимся план спасения. Когда Саня подошёл, речь шла о ярмарке собак.

– Так тем более! Раз у вас знакомые в администрации парка – добейтесь! Проведём мероприятие в ближайшие выходные, прямо в парке. Пусть выделят место! С программой и пиаром в Сети поможем. Если ярмарка не сыграет – найдём передержку, – чётко разложила она план действий. – А вообще, ребята, зря вы сторонитесь общества. Давайте-ка организовывайтесь, общайтесь с единомышленниками! Нас много – вместе легче.