Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бризи театрально всплеснула руками.
– Жители Порфири, у меня есть слова, которые я хочу вам сказать!
Перед ней начала собираться толпа. Я подошла ближе, пытаясь найти глазами хотя бы одного знакомого саара, но никого не видела. Неужели эти птенцы были здесь одни?
Бризи стояла в запахнутом халате – порфирийцы надевали такие в бане. Ее товарищи стали снимать туники и штаны. Толпа глазела, но никто не пошевелился, чтобы их остановить.
– Моя порфирийская семья, вы должны узнать, что происходит! – прокричала Бризи. – Пока мы с вами говорим, главы великих домов сговариваются, чтобы отослать изгнанников обратно в Танамут. Некоторые из нас прожили здесь три сотни лет. Мы ваши друзья и соседи, коллеги и деловые партнеры. Мы важная часть общества и усердно трудились, чтобы заслужить свое место. Не дайте им отослать нас!
Люди в толпе начали недоверчиво перешептываться. Я не могла понять, верят они Бризи или нет. Разумеется, теперь все узнают, что большая часть изгнанников улетела.
– Но это еще не все! – кричала Бризи. – Мы внезапно оказались вовлечены в конфликт с Самсамом. Только посмотрите, что они сделали с нашей гаванью! Неужели мы позволим им такое?
По толпе тут же пронесся гул одобрения. Правда, в Горедде он прозвучал бы немного иначе – мы сразу возмутились бы тем, что самсамийцам все сходит с рук. Порфирийцы реагировали гораздо сдержаннее.
– Ассамблея решила это переждать, – выкрикнул кто-то.
– Наш флот гораздо мощнее, мы просто не хотим вступать в конфликт! – воскликнул кто-то еще. Толпа согласно закивала.
– Наш флот, – фыркнула Бризи. Это было ошибкой – люди вокруг меня начали расходиться. – Он может справиться с самсамийцами, – быстро добавила юная саарантрас, – но только зачем? Зачем нашим гражданам умирать, когда у нас в распоряжении есть драконы – настоящий ард, который никто не ценит и не использует?
Толпа затихла. «Не может такого быть, чтобы она это имела в виду», – подумала я.
Бризи развязала халат и сбросила его. Толпа ахнула. Ростом девочка-дракон походила на взрослую, но у нее было тело ребенка. Бризи закинула голову назад и начала оборачиваться. У нее удлинилась шея, затвердела кожа и проявились крылья. Вдоль ее костей надулись мышцы. Остальные птенцы последовали ее примеру, словно мотыльки, вылезающие из коконов. Порыв серного ветра отбросил толпу на несколько шагов, но порфирийцы не разбегались.
– Сейчас же вернитесь в свои саарантраи! – закричал на мягкоротовом мутья какой-то мужчина из задних рядов толпы. Это оказался саар Лало – он расталкивал людей локтями, пробираясь к птенцам. – Вы недостаточно хорошо это обдумали!
Я ни разу не видела, чтобы молодые драконы были такими большими. Они казались изящными и напоминали птиц, при этом они выросли до размеров взрослых особей. Лало в обличье человека едва доходил Бризи до плеча. Она нагнула голову, заглянув Лало в глаза, и заклекотала:
– Это наш город! Мы не оставим его. Мы хотим помочь нашему народу.
– Ваш народ, – крикнул Лало, – требует, чтобы вы обратились обратно!
– Нет, это наш народ, – прокричала Бризи и расправила крылья, словно хотела проверить, достаточно ли они укрепились.
Пять юных драконов понеслись вперед, заставив толпу расступиться, а затем неуклюже замахали крыльями. Им понадобилось несколько попыток, чтобы подняться в воздух. Их качало из стороны в сторону, и они врезались друг в друга, словно шмели. Один из них едва не задел крылом крышу храма Лахис. Но всего через несколько минут проб и ошибок у них стало получаться лучше, и вскоре они уже дружно кружили над пристанью, огибая маяк и набирая скорость.
Лало глядел им вслед, открыв рот. Члены Ассамблеи высыпали из дверей Василикона и бросились на площадь, огибая саара, словно поток. Некоторые размахивали руками, как будто это могло помочь остановить происходящее.
Птенцы сделали вираж, устремились вниз и начали поджигать самсамийские корабли.
Ни один из двадцати пяти самсамийских кораблей не укрылся от пламени. Затем четверо младших драконов полетели к Сестрам – так называлась гора с двумя вершинами, нависшая над северной частью города, где я когда-то увидела Камбу, которая сбрасывала ящики с обрыва. Драконы сохранили свое естественное обличье, но не было ясно, несут ли они городу угрозу или по-прежнему намерены его защищать.
На площадь вернулась одна Бризи. Она била крыльями, словно неуклюжая колибри, но ей все же как-то удалось приземлиться, никого не раздавив. Толпа поредела, но члены Ассамблеи по-прежнему стояли у пронайи Василикона со смесью ужаса и гнева на лицах. Бризи не стала обращаться в человека; вместо этого она изогнула шею и расправила крылья, встав в позу перед представителями рода Агогой, словно надеялась их этим впечатлить.
– Птенец, – раздался властный голос, говоривший на мутья. – Что ты натворила?
С восточной стороны площади к нам приближался ардмагар Комонот, всем своим видом излучавший спокойствие. Он протянул руку к Бризи, словно она была испуганной лошадью, и повторил на порфирийском, чтобы люди его поняли:
– Что ты натворила?
– Я пылала! – крикнула Бризи, хлопая крыльями.
– Но сейчас ты уже не горишь изнутри, – серьезно проговорил Комонот. Он понял ее заявление совсем не так, как я. – Что говорит тебе твой разум, птенец?
Бризи опустила веки, словно вуаль, которая позволила ей скрыть замешательство.
– Т-теперь я больше этого не чувствую.
– Верно. Мы все требуем, чтобы ты приняла человеческое обличье, – произнес ардмагар. – И твои помощники тоже.
Юная девушка-дракон не ответила. Вместо этого она стала сжиматься. Крылья, рожки и клыки вросли внутрь нее, и она снова стала выглядеть как человек. Комонот протянул ей одежду, и она быстро, стыдливо оделась, бормоча:
– Я думала…
– Ты чувствовала, – ласково поправил ее Комонот. – И, видимо, с огромной силой.
Кажется, чувства охватывали ее снова. Она дрожала всем телом так, что с трудом завязала халат.
– Остальные пошли за мной, ардмагар. Пусть их вина ляжет на мои плечи.
– Это не мне решать, – сказал Комонот. – За ваши преступления вас будет судить Ассамблея.
– Ассамблее не нужно обсуждение, чтобы принять решение по этому вопросу, – заявила спикер Милэй. Она вышла из толпы Агогой и стала подниматься по ступеням Василикона. Ее шелковые одеяния раздувались вокруг нее, и она походила на мстительного призрака. – Ваши действия, несомненно, приведут к войне с Самсамом. Разжигание войны против интересов государства – это государственная измена, а измена – единственное преступление, которое в нашей стране карается смертной казнью.
– Вы не можете ее казнить! Она же еще ребенок! – прокричал хриплый голос с другой стороны площади, и мы увидели, как к нам бежит Икат, которая только-только вышла из Храма Чахона, где заботилась о Пэнде. Саар Лало помогал ей пробиться сквозь толпу. Добравшись до лестницы Василикона, она обняла свою шальную дочь и еле слышно отругала: