– У каждого Мэйфейра есть голос, Мэри-Джейн. Нонастоящего таланта у меня нет. Такого, какой был у моей матери или у Гиффорд.Ты послушала бы их голоса! У них были красивейшие сопрано. Мой голос гораздониже.

Она стала напевать, представляя себе леса, зеленые луга ицветы:

– Ох, Мэри, мы украсим сегодня твою голову цветами,королева ангелов, королева мая. Ох, Мэри, мы украсим тебя сегодня цветами…

Мона раскачивалась на коленях, положив руки на живот.Малышка нежно двигалась в такт музыке, ее рыжие волосы окружили все ее тельце,и она выглядела замечательно в околоплодных водах, словно туда добавилинесколько капель оранжевых чернил. Девочка раскачивалась на волнах, невесомая,такая прозрачная, такая прекрасная. И крохотные пальчики на ручках и ножках…

«Какого цвета у тебя глаза, Морриган?»

«Я не могу увидеть свои глаза, мама, я вижу только то, чтовидишь ты, мама».

– Эй, проснись! Боюсь, ты вот-вот рухнешь!

– О да. Я рада, когда ты зовешь меня обратно,Мэри-Джейн, ты делаешь правильно, когда зовешь меня обратно, но я молю Небеса исвятую Деву Марию, чтобы у этой малышки были зеленые глаза, как у меня. Как тыдумаешь?

– Лучшего цвета не придумаешь! – заявилаМэри-Джейн.

Мона положила руки на картонную коробку перед собой, откоторой явственно исходил его запах. Не писал ли он эти листы своей собственнойкровью? И подумать только! Его тело лежало здесь, внизу! «Мне следовало бывыкопать это тело. Я хочу сказать, все изменилось теперь. Роуан и Майклупридется с этим согласиться, или я просто не стану им об этом говорить. Суть втом, что это совершенно новые обстоятельства, и они касаются меня».

– Какие еще тела мы собираемся выкапывать? –спросила Мэри-Джейн с нахмуренным лбом.

– Ох, перестань читать мои мысли! Не будь мэйфейрскойсукой, оставайся мэйфейрской ведьмой. Помоги мне с этой коробкой.

Мона разорвала ленту ногтями и с любопытством сталарассматривать содержимое коробки.

– Мона, я не знаю, но здесь лежат вещи еще кого-тодругого.

– Да-а-а, – протянула Мона. – Но этот кто-тодругой является частью моего наследства, этот кто-то другой имеет своюсобственную ветвь на нашем дереве. От корней к ветвям бежит мощная жидкость,наша живая кровь, и он – часть ее, он живет в ней. Ты можешь сказать, да,древняя ветвь, и пусть живет всегда и вечно, как деревья. Мэри-Джейн, ведь тызнаешь, что деревья самые древние долгожители на земле?

– Да, я знаю это, – кивнула Мэри-Джейн. – Таму нас вблизи Фонтевро растут три невероятно огромных дерева. Там естькипарисовые деревья, у которых корни высовываются прямо из воды.

– Ш-ш-ш-ш. – Мона развернула все коричневыеобертки – эти вещи были запакованы так, будто внутри скрывался фарфор МарииАнтуанетты, подготовленный к перевозке до самой Исландии, – и увиделапервую страницу разрозненной пачки бумаг, завернутой в тонкий пластик и сверхустянутой толстой резиновой лентой. Небрежный, неразборчивый почерк,паукообразные буквы, с длинными большими «1», и «t», и «у» и с маленькимиабляутами, в некоторых случаях не большими, чем точки. Но она должна прочестьэто.

Она ногтями разорвала пластик.

– Мона Мэйфейр!

– Не трусь, девочка! – сказала Мона. – Яделаю то, что необходимо. Или ты будешь моей союзницей и помощницей, или, еслипожелаешь, можешь прямо сейчас оставить меня. В этом доме кабельное телевидениепринимает все каналы, можешь пройти в свою комнату и смотреть ящик, если нехочешь быть со мной. Или поплавай в открытом бассейне, набери цветов… Иливыкапывай тела под деревом…

– Я хочу быть твоей союзницей и помощницей.

– Тогда положи руку на это, моя сельская кузина.Чувствуешь хоть что-нибудь?

– Ничего себе!

– Он написал это! Ты только взгляни на почерк этогонечеловеческого создания! Полюбуйся!

Мэри-Джейн присела на колени рядом с Моной и взяла страницукончиками пальцев. Плечи ее сгорбились, волосы повисли по обеим сторонам лица,белые брови контрастно выделялись на бронзовом лбу так, что можно былорассмотреть каждый волосок. Что она думала, чувствовала, видела? Что означало выражениеее глаз? Эта малышка не столь уж глупа. Она не тупая. Вся беда в том…

– Мне так хочется спать, – неожиданно произнеслаМона, осознав это, как только высказала мысль вслух. Она приложила руку колбу. – Интересно, успела Офелия поспать, прежде чем утонула?

– Офелия? Ты имеешь в виду Офелию из «Гамлета»?

– Ох, ты знаешь, что я имею в виду. Это простовеликолепно. Знаешь, Мэри-Джейн, я люблю тебя.

Она взглянула на Мэри-Джейн. Да. Это была СовершеннаяКузина. Кузина, которая могла стать Великим Другом, кузина, которая могла знатьвсе, что знает Мона. И никто, действительно никто не знал всего, что зналаМона.

– Но я так хочу спать. – Она осторожно растянуласьна полу, раскинув руки и ноги, глядя вверх на изящную люстру. –Мэри-Джейн, не просмотришь ли ты сама бумаги в этой коробке? Если я знаю кузенаРайена – а я его знаю, – там отмечены все генеалогические связи.

– Ладно, – сказала Мэри-Джейн.

Как приятно, что она перестала спорить.

– Нет, я не спорю, я просто предостерегаю. Я считаю,что мы зашли слишком далеко, при том что эти писания принадлежат, как известно,нечеловеческому существу… Да, мы зашли слишком далеко… Ладно, суть в том, что ямогу все аккуратно положить на место, когда мы закончим.

– Точно, – сказала Мона, прижимаясь щекой кпрохладному полу. Запах, исходивший от досок, был очень сильным! – А таккак знания, которыми обладало это создание, весьма ценны, – сказала она,передразнивая Мэри-Джейн, надо отдать ей должное, совершенно беззлобно, –мы должны овладеть ими и искать их везде, где только сможем.

Вау! Произошло самое невероятное! Она закрыла глаза, апсалом звучал сам по себе. Все, что ей оставалось, – это слушать. Ей ненадо было произносить эти слова, эти звуки: они сами раскрывались перед ней,словно над ее мозгом проводили некий эксперимент – примерно как когда онивтыкают в ваш мозг свои электроды и – бац! – вы видите привидения илислышите журчание ручейка под холмом позади своего дома, как это случалось,когда вы были еще маленьким ребенком!