Тем не менее я настолько смирился с ожиданием, что тот самый день наступил для меня неожиданно.

Около пяти утра в белую дверь некоего скромного отеля в некоем замечательном городе на чудесной планете вставили ключ, который должен был находиться в кармане моих джинсов. Замок зачарованно щелкнул, в номер бесшумно впорхнула дьявольски красивая девушка, что так же тихо разделась и по-свойски забралась ко мне под одеяло.

Мы обнялись, наши тела давно были заточены друг под друга. Все края совпали, все ложбинки слились, раскаленное тепло захлестнуло два молодых разума, беспредельно и обоюдно тянущихся. Громко щелкнул телесный замок, головы совпали в границах красного цвета, дыхание стало одним на двоих. И сон тут же безжалостно смежил веки.

Наступило пять утра, страшное время быка, когда нужно спать и только, ни в коем случае не открывая глаза, чтобы не увидеть страшное. Мы проспали длинное количество часов, словно не осознав реальности происходящего. Каждый тянул тот самый замечательный сон, не желая его покидать, вожделея его продолжения.

Даже когда глаза распахивались навстречу друг другу, сквозь дрему, почти случайно, мы лишь тепло моргали в красивые лица, в престранном покое засыпая мгновенно. Наверное, было бы неинтересно проснуться, если не проснуться так, как проснулись мы.

Вместе.

— Доброе утро, — сказали мне удивительно теплым голосом.

— Привет, — сквозь намеренную паузу отозвался я.

— А где же мой кофе в постель? — спросила Сашенька, улыбаясь самой колдовской из своих улыбок.

— Наверное, там же, где мой, — старательно зевая, ответил я. — Я думал, это сон.

— Я тоже, — пожала она плечами и спрыгнула с кровати на пол.

— Чего ты так долго? — нахмурился я ей вслед.

— Соскучилась, — засмеялась она и спряталась за шумом воды. — Я думала помучить тебя еще пару лет, — добавила она, резко закрутив кран и тут же вновь его расслабив.

Я выбрался из одеяла, нашел брюки с сигаретами. Утренняя зябкость манила из-за прозрачного стекла, узкая булыжная улочка разбегалась на десяток длинных переулков, а я вытянулся на крохотном балконе над всем этим. Солнце только вылилось из-за будто рисованных домиков и выглядело совсем молодым и бледным.

Прохладно, голая кожа покрылась миллионной армией мурашек, тем не менее, прежде чем закурить, я жадно подышал сладким воздухом во все возможности легких. Дыхание тоже имело свой вкус, сейчас я явно чувствовал это. То самое ощущение в свое время притупилось из-за его неизменности, что привело к тому, что мы забыли вкус кислорода еще в детстве. Теперь я чувствовал это иногда, по крайней мере сегодня.

Потом я закурил, иллюзия пропала, я посмотрел вдаль, насколько позволял утренний туман. По его вине обзор был ограничен, потому картинка смотрелась рваной.

В стекло балконной двери очаровательно поскреблись, я обернулся и увидел удивленные глаза и беззвучно кричащий рот. Так оказалась воспринята моя абсолютно нагая фигура, подрагивающая на ветру и кутающаяся в узкий шлейф сигаретного дыма.

— Ты епизденически прекрасна, — сказал я, не пугаясь этих слов, лишь мат в момент тот был необходимым образом эмоционален. — И ты это знаешь. — Она не могла меня слышать, но по довольному выражению лица ее понял, что она меня слышала. — Но не злоупотребляй этим, — попросил я тихо и чуть меньше шевеля губами, отчего Сашка нахмурилась, но по взгляду я понял, что она разобрала и это. — А иначе, если потребуется повторить все то, что я сделал и делал эти несколько лет для твоего воспитания, я сделаю с легкостью опять. — Ее губы прижались к стеклу, всего две секунды, но я даже согрелся за прозрачной преградой. — И ты это знаешь. — Я пустил колечко, которое медленно вспорхнуло с моих губ и было настигнуто резким взмахом сигареты. — Это в моем стиле. — Клочок дыма превратился в сердечко.

Это выглядело красиво, я повторил, и сердце вышло еще более аккуратное. Сашкины влюбленные глаза сияли из-за стекла, и я, сообразив, что кошмарно замерз, метнулся к ней. Мы долго грелись в кровати, пуская дрожь, словно электричество, в тела друг друга, в тот момент она напоминала шарик в пинг-понге, который бродит по богатой территории наших кож.

— Поваляемся в кровати? — вкрадчиво осведомились у меня спустя час.

— Нет, — зевнул я в потолок. — Надо кое-куда съездить.

— Куда же? — обрисовали мой профиль любимые глаза.

— Скоро узнаешь, — загадочно отозвался я и, спрыгнув на пол, принялся методично осваивать собственные ткани. — Почему молчит наша точка соприкосновения? — вдруг осмыслил я нечто, что непонятно волновало меня уже час.

— Мы перестали ее отличать от просто слов, — объяснила Сашенька. — Теперь мы в непрерывном диалоге. — Она засмеялась.

Мы синхронно почистили зубы перед широким прямоугольным зеркалом, встречаясь там взглядами и улыбаясь белыми улыбками.

Потом Сашка оделась тоже, мы нашвыряли в ее сумку разных предметов, в надобности которых не имелось уверенности, и вышли на улицу.

Там лукаво поигрывал солнечными зайчиками ленивый мотороллер, который тут же попал к нам в ноги и под методичное жужжание поволок наши легко одетые тела в сторону выезда из города. Узкие улочки сменялись одна другой, люди уступали нам дорогу, широко улыбаясь и щурясь от приветливого солнца.

Декорации зданий сменились пространным куском неба, тесной извилистой асфальтовой лентой и цветными полями, чьи расстояния не покрывались глазом.

— Это же картофельное поле, — разочарованно протянула Сашенька из-за моего плеча спустя еще полчаса.

— Да, — тихо подтвердил я. — И оно чудесно. — Вселенский штиль, казалось, складировался перед нами во всем своем покое и зыбкости.

— Правда? — Она пыталась понять, дрожа зрачками в прозрачной водице белков.

— Конечно, — подтвердил я мятным голосом. — Когда ты была в последний раз на картофельном поле?

— Пожалуй, я вообще на нем не была, — спустя недолгое размышление призналась моя демоническая девочка. — Никогда.

— Тогда наслаждайся, — улыбнулся я ей профилем. — Возможно, это в последний раз, когда ты была на картофельном поле. Идем! — Мы взялись за руки и пошли по картофельному полю.

Определенно мне нравилась эта фраза.

Небо отличалось головокружительной глубиной, в нем зависли огромные трехмерные формы белоснежных облаков, а поле запомнилось непокрываемой протяженностью. Только взошедшая картошка старательно тянулась ввысь, едва достигая наших щиколоток, но была уже размашистой, с широкими выпуклыми листочками.

Если долго прогуливаться глазами по небу, затем глянуть далеко вдаль, смерив то самое поле взглядом, а после резко уронить его себе под ноги, создается иллюзия собственной огромности во вселенском масштабе. Смешной картофель виделся чем-то сродни баобабам, широкие зеленые стволы несли на своей круче кучерявую растительность, а наши гигантские ноги аккуратно несли великанские тела в гуще баобабовой рощи. Ни конца, ни края ей видно не было, всюду наливались энергией молодые деревья, а время нашего путешествия перевалило за полчаса.