Они сидели на диване, вытянув укутанные шерстяным пледомноги на кофейный столик.

После целого дня, проведенного на свежем воздухе, сытногоужина и долгих занятий любовью Джулия чувствовала во всем теле приятнуюусталость. Зак по-прежнему обнимал рукой ее плечи, крепко прижимая к себе, хотясейчас он явно задумался о чем-то своем и сидел молча, глядя на пляшущие вкамине языки пламени. Взгляд Джулии скользнул на их снеговика, который виднелсясквозь стеклянную стену. Хотя свет в гостиной был приглушен, она могларазглядеть смутные очертания ни на что не похожей снежной фигуры. Джулия сулыбкой подумала о том, что, даже воздавая должное фантазии и творческомувоображению Зака, что было совсем неудивительно, учитывая его блестящую карьерукинорежиссера, она бы все-таки предпочла вылепить из снега примитивногоснеговика, а не какого-то подозрительного мутанта, весьма смахивающего надинозавра.

— О чем ты думаешь? — внезапно спросил Зак, легонько целуяее в макушку.

Джулия приподняла голову и с улыбкой взглянула ему в лицо:

— О твоем снеговике. Разве тебе никто никогда нерассказывал, что снеговик обязательно должен быть добродушным?

— Значит, — невозмутимо отпарировал он, с гордостьюобозревая свое творение сквозь панорамное окно, — это будет снежный монстр.

— Он кажется воплощением одной из жутких фантазий СтивенаКинга. Ему бы это, наверное, понравилось. Интересно, что за детство было утебя? Глядя на твоего снеговика, тебе трудно позавидовать.

— Ты абсолютно права, — охотно согласился Зак с ее последнимутверждением и покрепче прижал к себе.

Он испытывал совершенно незнакомое ему прежде чувство — и впостели, и вне ее ему все время не хватало Джулии. Хотелось познавать ее еще иеще. Казалось, что она создана специально для него. В постели она былаодновременно и соблазнительницей, и ангелом, и куртизанкой. Она сводила его сума каждым своим движением, каждым взглядом, каждым звуком нежных губ. Внепостели она была забавной, веселой, обаятельной, остроумной и на редкостьобразованной. Она могла разозлить его каким-то неосторожным словом и тотчас жеобезоружить улыбкой. Она была совершенно неискушенной, чуждой всякогопритворства, и в то же время переполненной таким жизнелюбием, что Зак иногдачувствовал себя просто загипнотизированным. Он похитил ее, угрожал ей, а в отместкуза все это она спасла ему жизнь. Предполагалось, что он хитрый, безжалостныйубийца, и в то же время у Джулии хватило душевных сил и мужества сбежать прямоу него из-под носа. Потом же, поверив ему, она не только приняла его сторону,но и отдалась ему с такой самозабвенностью и трогательной нежностью, что у негодо сих пор сжималось сердце, стоило ему вспомнить об этом. Он преклонялся передее мужеством, добротой и душевной щедростью.

Он был на девять лет старше и в тысячу раз суровее, новсе-таки в Джулии было что-то такое, что смягчало его, и смягчался он судовольствием. И то, и другое казалось настолько непривычным и необычным дляЗака, что он окончательно запутался в себе. За всю свою жизнь он наслушался отженщин достаточно «комплиментов». В чем только его не обвиняли — ив холодности,и в неприступности, и в безжалостности, и в безразличии. Некоторые сравнивалиего с машиной, а одна даже провела более конкретную аналогию. Она сказала, чтоон включается перед тем, как заниматься любовью, а потом выключается для всего,кроме своей работы. Во время одной из их многочисленных ссор Рейчел заявила,что он может очаровать даже змею, но это только потому, что он такой жехладнокровный.

С другой стороны, за всю свою сознательную жизнь он невстречал ни одной женщины, включая и Рейчел, которую бы не интересовала впервую очередь ее собственная карьера и то, что он может для этой карьерысделать. А если к этому всему добавить многочисленных лжецов и подхалимов,которые встречались на его пути с момента переезда в Голливуд, то стоило лиудивляться, что он стал циничным, разочарованным и черствым. Нет, подумал Зак,не надо кривить душой перед самим собой. Ведь это не правда. А правдазаключалась в том, что уже в восемнадцать лет он был достаточно черствым и равнодушным,чтобы суметь повернуться спиной не только к собственному прошлому и семье, нодаже к своему имени. Он смог навсегда изгнать это из своей памяти, и вот ужесемнадцать лет не только не обсуждать ни с кем, но даже и в одиночестве непозволять себе оглянуться назад. Он никого и никогда не пускал в свое прошлое —ни отдел рекламы на студии, заставив их полностью «изобретать» ему фальшивуюбиографию, ни любовниц, ни жену. Его настоящее имя, бывшая семья и все,связанное с ними, осталось безвозвратно похороненным в прошлом семнадцатилетнейдавности.

— Зак?

Его имя в устах Джулии казалось каким-то необычным и звучалокак-то по-особенному.

— Да?

— А ведь я почти ничего не знаю о тебе, несмотря на то, чтомы… ээ… что мы были… — Джулия осеклась, побоявшись употребить слово«любовники».

Зак почувствовал ее замешательство и улыбнулся, подумав, чтоона, наверное, подыскивает какое-то особенно меткое и подходящее словечко длятого, чтобы описать ту совершенно неконтролируемую страсть и непривычныечувства, которые теперь связывали их.

Улыбнувшись, он уткнулся в душистую копну каштановых волос.

— Что бы ты предпочла — какое-то одно слово или, может быть,целое выражение?

— Если ты думаешь, что я затрудняюсь в подборе слов, ТОглубоко заблуждаешься. Я проходила специальный курс по преподаванию половоговоспитания как в начальной, так и в средней школе.

— Тогда в чем же дело? — насмешливо поинтересовался Зак.

Ее ответ был настолько неожиданным, что веселость Закасменилась трогательной нежностью, от которой у него сжалось горло.

— Дело в том, — сказала Джулия, тщательно избегая еговзгляда, — что классический термин «половая связь» кажется мне не совсемподходящим, когда речь идет о чем-то таком… таком замечательном, как то, чтопроисходит между нами. И таком глубоком. И таком всепоглощающем.

Закрыв глаза, Зак откинулся на спинку дивана, пытаясь хотябы отчасти разобраться в тех совершенно незнакомых и непонятных чувствах,которые она в нем вызывала. Несколько мгновений спустя он все-таки достаточноовладел собственным голосом, чтобы сказать:

— А как насчет слова «любовники».

— Любовники, — согласилась Джулия. — Да, это именно то, чтонужно. Так вот, я пыталась объяснить, что, несмотря на то что мы былилюбовниками, я почти ничего о тебе не знаю.

— А что бы ты хотела узнать?

— Ну, для начала хотя бы твое настоящее имя. ЗахарийБенедикт — это ведь, наверное, псевдоним, который ты взял после того, как началсниматься.