В.М. назвал это дьявольщиной, от которой человек долженотшатнуться в страхе. А я подумала, что железная дорога тоже должна былаказаться людям чем-то дьявольским. Но ведь всему свое время!

Время формулы уже никогда не придет. Зачем, зачем? Ну разветак можно ненавидеть человека, чтобы уничтожить его гениальное открытие? В.М.ярый монархист, но… Как будто царствующему дому могла помешать всего однаформула!

Я сказала В.М., что уезжаю.

Он побледнел. Прибежала Анна Ивановна, заплакала надо мной,как над покойницей: «Мы любили тебя, как родную дочь!» Я тоже любила их, какродных. Но я уеду. И не сомневаюсь, что В.М. сделает то, что собирался:откажется от моих эскизов изнанки ковра. Он не простит мне… Я тоже ему непрощу.

Жалко Анну Ивановну, но я больше не могу его видеть. Явозвращаюсь.

Об одном прошу тебя, брат. Никогда больше не говори со мнойо Москве и о моей жизни там. Если я дорога тебе, давай просто молчать об этомэтапе моей жизни. Все мечты развеялись в прах. Все надежды рухнули.

Я ничего больше не хочу, только оказаться дома. Может быть,когда я опущу руки в Волгу, а надо мной прошумят старые яблони, у меня отойдетс души то горе, которое я здесь пережила.

Не надо меня встречать, я сама спокойно приеду с вокзала.

Да, еще просьба. Никогда не называй меня Антоном. Хорошо?»

Нижний Новгород, наши дни

Знала Алена об этом человеке немного – на первом же деле онблестяще справился с загадкой, которую практически невозможно былоотгадать[11], на втором деле попал под пулю и, с трудом выздоровев, ушел изпрокуратуры и начал работать в несколько загадочной организации под названием«Бюро независимой юридической поддержки». Мало того, что в ней можно былополучить консультацию и даже нанять адвоката, там можно было провестинезависимую медицинскую экспертизу и даже воспользоваться услугами независимогорасследователя, частного детектива. К числу этих последних и принадлежалБергер. Инна кое-что рассказывала Алене о странных результатах одного изпроведенных им дел: вроде бы преступников не нашли, кто-то из них даже воФранции скрылся, но тем не менее виновники получили по заслугам[12].Разобраться в этой катахрезе было просто так невозможно, однако за Бергеромзакрепилась слава существа загадочного и поражений не знающего. В последнеевремя он продолжал сотрудничать с бюро, но заодно работал и в прокуратуре Нижегородскогорайона, именно поэтому к нему попало дело об убийстве Ларисы Стахеевой.

Из себя Бергер был на редкость невзрачен, но тевтонскоенепоколебимое упорство, которое просматривалось в его холодноватых серыхглазах, а также бесспорная брутальность, так и исходившая от его невысокой,худощавой и, прямо скажем, невидной фигуры, действовали на чувствительных (ичувственных) дам вроде нашей героини очень сильно. Поэтому она смотрела наБергера с симпатией. Да и ему, такое впечатление, приятно было общаться с ней –как с писательницей или просто как с красавицей. Ибо Алена Дмитриева была,конечно, женщина красивая, из песни слова не выкинешь… Была, да… Была, жила,смеялась, любила, с ума от любви сходила… книжки писала… Печальная это все жештука – глаголы прошедшего времени, такие уж они безвозвратные…

– Александр Васильевич, – сказала Алена, сияя красивымисвоими глазами на брутального, хоть и невзрачного Бергера, – вы уже поняли, чтоменя интересует дело Ларисы Стахеевой, вернее, Алексея Стахеева, которого выподозревали в ее убийстве.

– Да, я понял. – Он кивнул. – Странно, что это все ещекого-то интересует. Товарищ Муравьев весьма недвусмысленно дал мне понять:следствие окончено, забудьте. Как в фильме Дамиано Дамиани.

Алена только брови вскинула: Бергер вроде бы слишком молод,чтобы знать упомянутый фильм… Однако он его знал. Интересный мальчик, правдаинтересный!

– Товарищ Муравьев, возможно, скоро поймет, что несколькопоторопился, – сказала она дипломатично. – Если мы с вами попытаемся ему этодоходчиво объяснить…

– А вы что, полагаете, что Алексей Стахеев все же убил своюжену? – В тевтонских глазах зажглось просто-таки галльское любопытство.

– Нет, я так не полагаю.

– Тогда… тогда я не пойму, о чем мы будем говорить, – сновазамкнулся Бергер.

Однако если Дева выходила на заданный курс, сбить ее былоуже не так просто.

– Начнем вот с чего… Насколько мне известно, кто-то изсоседей Стахеева подтвердил время его возращения домой. Экспертиза установила,что его жена умерла как минимум за час до названного времени. Кто именно изсоседей заметил его возвращение?

– А почему я должен посвящать вас в детали расследования? –пожал плечами Бергер.

– Ну и не посвящайте, – покладисто улыбнулась Алена, – я исама это знаю. Некая Людмила Мурзина, да? Жительница квартиры номер три?

– В самом деле, – кивнул Бергер. – Но откуда вы знаетеоперативную информацию?

– Предположим, я вела свое расследование. Да, собственно, неважно! Поверьте, гораздо важнее то, чего вы не знаете. Стахеев отказалсяназвать вам имя человека, который засвидетельствовал его алиби, так?

– Так.

– Однако Муравьеву он имя все-таки назвал. Тем человекомоказалась его подруга Юля… Не припомню сейчас ее фамилию, да и роли особой онане играет.

– Перова ее фамилия. Странно, почему он так скрывал, что былу нее? Ведь об отношениях между ними мы уже были осведомлены, слухи об ихромане уже ходили. Неужели был убежден, что мы не поверим алиби, котороеудостоверит она?

– Самое интересное, что не только Юля могла это алибиподтвердить. Если верить словам Алексея, в то время, когда в подвале умерлаЛариса, он вместе с Юлей клеил обои в квартире у ее тетушки… Людмилы Мурзиной.Об этом он сообщил Муравьеву, чтобы оградить себя от ваших, с позволениясказать, домогательств.

– И оградил… – пробормотал Бергер. – Но что, у нее двеквартиры?

– Да. Насколько мне известно, на Ковалихе Мурзина сейчасвообще практически не живет, иногда только заходит – деньги взять уквартиросъемщиков. Но раньше наличие второй квартиры она скрывала, соседиуверены, что она ее совсем недавно приобрела. Конечно, никакого криминала тутнет, но… А скажите, Александр Васильевич…